Текущая прода

[g.tit2015]

Башибузук Александр - Солдат 2
По 18 главу

Spoiler

[RPF] Солдат. Истина всегда одна.zip

Линник Сергей, Вязовский Алексей - Сапер. Том 3
по Главу 19

Spoiler

[RPF] Сапер. Том III.zip

Лифановский Дмитрий - Проект "Ковчег". Воздушные рабочие войны. Часть 2 (по Главу 1)

Spoiler

Дмитрий_Лифановский_Проект_Ковчег_Воздушные_рабочие_войны.zip

Ланцов Михаил - Фрунзе. Том 2. Великий перелом
По: Часть 3 Глава 5

Spoiler

[RPF] Фрунзе. Том 2. Великий перелом.zip

[Master]

Группа крови на рукаве Алексей Вязовский, Рафаэль Дамиров (6 глав)

Spoiler

Группа крови на рукаве Алексей Вязовский.rar

[Jitel]

Древние боги нового мира
hawk1, Wave
гл 19

Spoiler

Древние боги нового мира.zip

[Jitel]

Ростислав Корсуньский

Запретная магия-2 по гл. 16

05 Запретная магия II том.zip

[Jitel]

Nivh

Иные миры 3, по 16 гл.

03 Руины_былого_величия.zip

Сухов Александр

Чернокнижник, по 12 гл.

Чернокнижник.zip

[Master]

Группа крови на рукаве Алексей Вязовский, Рафаэль Дамиров (7 глав)

Spoiler

Группа крови на рукаве.rar

[stanislavkh12]

мастер тебе превет.только приехал из крыма..хотел заработать там артек стро ится не дали

[Garri]

hawk1,Wave.
Древние боги нового мира,гл-20

Spoiler

https://author.today/reader/156638/1891469

[KroshkaRoo]

Древние боги нового мира

А файлом нету?

[UGIN]

Файл

Spoiler

drevnie_bogi_novogo_mira-b156638.fb2.zip

[Jitel]

Генрих

Двойной генерал-2, по гл. 12

02 Двойной_генерал_2_Полуостров_Сталинград.zip

[Rinat-106]

А "Тафгай 3" никто не отслеживает?

[abakop]

Rinat-106 Извини никак не получается отправить файлом. Отправил как текст

Spoiler

Жил-был на свете Иван Тафгаев,Играл в хоккей, гонял разгильдяев.Дрался за клуб, лихо бил по воротам,Хоть и в команде прослыл сумасбродом.Правда, у Вани был крупный изъян,Который в мозгах правил местный шаман.Но что-то в заклятье пошло по-иному,Читает Иван теперь Ленина Вову.И бойся «Торпедо» приезжий бугай!Есть в городе Горьком хоккейный тафгай!И треснул мир напополам, парам парам.И льётся кровь, идёт война, тара тара.В хоккее бьются все, не зная полумер,Во славу сборной бесподобной СССР!





* * *



Тафгай 3Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8





* * *





Тафгай 3




Глава 1




По дороге в Ленинград сегодня в субботу 20 ноября 1971 года была лётная погода, и поэтому наше горьковское «Торпедо» с крейсерской скоростью в 440 километров в час на самолёте АН-24Б неслось на хоккейное свидание с армейцами из города на Неве. Бедные крылья советской авиации, которые пока были необычайно надёжны, к сожалению уже в недалёком будущем ожидали такие рывки и ускорения, что не выдержат ни инженеры, ни пилоты, ни сама техника. И вообще такое скоро произойдёт, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Законный вопрос — откуда я, Иван Иванович Тафгаев, двадцати пяти лет от роду, простой центральный нападающий хоккейной команды это знаю? Да хрен его знает! Жил себе спокойно в 2021 году, потом хрясь, машина всмятку, очнулся уже здесь в 1971-ом. Страдаю ли я от этого? Вопрос сложный. С одной стороны в этом времени моя хоккейная карьера прёт в гору, с другой — идиотский голос в черепной коробке иногда просто сводит с ума. Если в первые дни пребывания в настоящем прошлом я из-за него бегал по бабам, то затем один шаман-недоучка так что-то подкрутил в нём, что теперь перед сном приходится читать Ленина, Марка и Энгельса. И слава советской авиации, после «Апрельских тезисов» и «Капитала» голос затыкается почти на день, переваривая прочитанное.

— Всеволод Михалыч, — я толкнул сидящего впереди главного тренера нашего «Торпедо» Севу Боброва. — Михалыч! Я могу сделать объявление?

— Давай только коротко, — пробубнил сквозь сон наш легендарный наставник.

— Мужики! — Я встал со своего пассажирского кресла в середине салона. — Совсем забыл вам сказать. Там, ещё в аэропорту в Горьком мы с товарищем Бобровым обсуждали, что не хватает спортивного характера нашей команде.

— Короче, Тафгай, — нетерпеливо заёрзал с картами в руках Коля Свистухин с задних рядов, где собрались одни картёжники.

— Могу и покороче, — улыбнулся я. — С этого дня будем вырабатывать настоящий мужской характер у всех.

— Правильно Иван говорит, — сквозь сон подтвердил мои слова главный тренер.

— Вот, — я показал пальцем на Боброва.

— Поэтому сейчас, все встали, и выстроились в очередь. Вставайте, подъём сонная команда! — Я показал руками, как мастер на стройке знак «вира».

— Ну, зачем это ещё? — Недовольно пробурчал, вставая с кресла, капитан команды Лёша Мишин.

— А затем товарищ, Мишин, — я очень серьёзно посмотрел на капитана. — На подлёте к Ленинграду каждый из вас сегодня будет прыгать с парашютом. Кроме меня и Всеволода Михалыча, потому что на нас парашютов не хватило. На первого и последнего рассчитайсь! — Гаркнул я.

Весь салон разом наполнился недовольными голосами хоккеистов, каждый из которых готов был отдать что угодно, лишь бы его парашют я или Всеволод Михалыч взяли себе.

— Ну-ка цыць! — Вскочил Сева Бобров с кресла, с недоумением посмотрев на меня.

— Значит, никто прыгатьне хочет для укрепления спортивного характера? — Спросил я, с большим трудом сдерживая прущий наружу хохот.

— Нет! Нет! — В разнобой заголосили смелые хоккеисты, позабыв, что трус не играет в хоккей.

— Нет настроения, — добавил с задних рядов Свистухин. — Да и это, козырей жалко.

— Тогда запоминайте, — я еле заметно подмигнул главному тренеру. — Если сегодня мы проиграем ленинградским армейцам, то на обратном пути в Горький парашютов будет уже полный комплект и прыгать будут все. Михалыч, я правильно тебя понял?

— В целом посыл верный, — прокашлялся, сохраняя невозмутимый вид, главный тренер команды. — Но этого мало. После Ленинграда у нас три домашние игры с ЦСКА, со «Спартаком» и с этим…

— С железнодорожным «Локомотивом», — подсказал я. — Если хоть очко потерям, то разряд по парашютному спорту буду вручать лично, за исключением, конечно, тех, кто неудачно приземлится. А пока товарищи хоккейные картёжники можете валять дальше вашего подкидного дурака.

С чувством выполненного долга я довольный плюхнулся обратно в кресло. Боря Александров по прозвищу «Малыш», так как был самым молодым в команде, толкнув меня в бок, тихо спросил:

— Про парашют это правда?

— Его идея, — соврал я, кивнув на сидящего впереди главного тренера.

Ленинградский дворец спорта «Юбилейный», как это очень любили в стране Советов, воздвигли к пятидесятилетнему юбилею Октябрьской революции. Потому что совпало сразу два критерия — это дата сдачи объекта 1967 год, и название юбилейного дворца — «Юбилейный». Хоккеисты-ветераны клялись, что государство специально для них вырвало из бюджета кругленькую сумму народных денег на возводимый объект. Но фигуристы, которые в городе на Неве были экстра-класса, имели противоположное мнение. Они полагали, что мастера клюшки и шайбы могут и на стадионе имени Ленина, позднее «Петровском», в тридцать градусов мороза продолжать повышать свою социалистическую закалку. Тем более, что результаты СКА не впечатляли. Но в 1971 году армейцы Ленинграда, ведомые бывшим легендарным вратарём ЦСКА Николаем Пучковым, неожиданно для всех завоевали бронзу юбилейного 25-го чемпионата СССР.

Этот розыгрыш был уже 26-ым, не юбилейным, и СКА опять скатился в середину таблицы, поэтому в гости к ребятам Пучкова мы приехали в ранге явных фаворитов, которых и боялись, и уважали. Но ленинградские болельщики — это что-то с чем-то, таких упёртых и отчаянных фанатов на просторах огромной страны нет. Так как народу в Ленинграде почти четыре миллиона, а хоккейный клуб один, плюс футбольный «Зенит» и баскетбольный «Спартак», которые совмещению в предпочтениях не мешают.

— Как заведут болельщики на трибунах: «Город на вольной Невой, где болеют за «Зенит» родной», так армейцы и кинуться пластаться. — Втолковывал я перед выходом на предматчевую раскатку своим одноклубникам. — Мы сразу с первых минут «должны впечатать» СКА в лёд так, чтобы трафарет в нём остался на долгую и хорошую память.

— Да, ладно, — отмахнулся Свистухин. — Что мы глупые? И без накачки с парашюта никто прыгать не хочет.

— То есть я зря здесь сейчас пять минут выступал? — Я посмотрел на хоккеистов, которые, не обращая на меня внимания, зашнуровывали коньки и наматывали новую изоленту на клюшки.

— Михалыч, какая очередность выхода пятёрок на лёд? — Спросил я Боброва.

— Сначала пойдёшь ты с «пионерами», затем Федотов с комсомольцами, и последними пан Свистухин с кабачком «13 стульев», — Всеволод Михалыч, не отрываясь от своих записей, ответил это так, как будто я у него спросил о том, какой сок заказать в буфете?

«Ясно, команда к игре не готова, никого боевого настроя, — плюнул я про себя и уселся обратно на своё место. — Мне что, больше всех надо? Кстати, тоже изоленту нужно на крюке поменять».

— Иван, а что ты там говорил про город над вольной Невой? Я прослушал, — спросил меня Боря Александров.

— Возьми, — я протянул «Малышу» изоленту, — на крюк наматывай.

Наконец-то, на исходе второго месяца ежедневные тактические наработки стали приносить свои сладкие плоды. Игра нашего «Торпедо» сегодня отличалась необыкновенным спокойствием во всём. Мы чётко «ловили» соперника в средней зоне, а затем, чередуя быстрые атаки сходу, и долгие позиционные розыгрыши доводили ленинградских болельщиков до нервного истощения. Ведь опасные моменты у ворот армейца Володи Шаповалова возникали чуть ли не каждые тридцать секунд. Защитники хозяев Чурашов, Новожилов, Щурков, Федосеев, Чистяков и мой хороший «друг» ещё по Череповцу Паша Козлов, к десятой минуте первого периода еле-еле передвигали коньки. Ведь играть постоянно в своей зоне, лишь изредка откидывая куда попало шайбу, занятие физически сложное и совсем неприятное. И лишь героическая игра вратаря Шаповалова сохраняла на табло ноли и как следствие интригу в матче.

— Иван, — обратился ко мне Сева Бобров, когда после очередной смены я присел отдохнуть на скамейку запасных. — Не помню, я тебе говорил или нет, 12-го декабря моя вторая сборная СССР играет с первой сборной Чернышёва и Тарасова товарищескую игру.

— Михалыч, а тебя сегодняшняя игра уже не интересует? — Удивился я.

— Эта что ли? — Искривился наш главный тренер. — Первый период «навозите» их как следует, во втором забивать начнёте. 8-го и 9-го декабря мы с «Крыльями» проводим спаренные игры в Москве. 10-го и 11-го у меня два дня, чтобы хоть как-то сборную поднатоскать. А уже 13-го числа у нас последняя игра в этом году с «Локомотивом».

— За шесть дней четыре игры даже для НХЛ перебор, — кивнул я. — Нужно уже сейчас требовать от Госкомспорта переноса матча 13-го декабря на другой срок.

— Вот! А я тебе, о чём толкую? — Хмуро пробормотал Бобров. — Ваша смена, пошёл!

В перерыве перед вторым периодом в раздевалке мы со Всеволодом Михалычем продолжили отложенную беседу. Кстати, первая двадцатиминутка так и закончилась 0: 0. Свистухин со своей компашкой опять раздали карты. А пятёрка Федотова, можно сказать, наши ветераны, занялись обсуждением сегодняшнего похода в ресторан. Но больше всех повеселила компания вратарей, Виктор Коноваленко вынул откуда-то домино, и второй голкипер Вова Минеев, а так же тренер вратарей Саша Котомкин принялись забивать козла. Ну а что? Если играющий сегодня Коноваленко пока даже не вспотел.

— Не дадут нам Михалыч перенести игру 13-го декабря, — тяжело вздохнул я. — Мы же не «Динамо», и уж тем более не ЦСКА. Кстати, а кого ты хочешь из нашей дружной команды привлечь во вторую сборную?

— Коноваленко в первую вызовут, я уже уточнял по своим каналам. — Бобров почесал затылок. — Пятёрку Федотова всю возьму. Плюс защитника Сашу Куликова, ну и тебя со Скворцовым и «Малышом».

— Меня в сборную? — Чуть не подпрыгнул на месте Боря Александров.

— Так во вторую же, — отмахнулся Сашка Скворцов.

— Да, ты, Скворец, не шаришь «нифига», — разгорячился Александров. — Мы эту первую сборную разнесём под орех. А там уже…

Что «уже» я «Малышу» договорить не дал, так как без разговоров пустой хоккейной крагой отвесил воспитательную добавляющую нейронных связей прямо в мозг затрещину.

— Я вам разделаю первую сборную под орех, — я показал огромный кулак. — Тут всё взвесить надо.

— А чё не так-то? — Заступился за Александрова Сквороцов, которому я тоже шмякнул крагой по макушке.

— Допустим, обыграем мы первую команду. Так все шишки и косяки спихнут на Сергеича. — Я кивнул в ту сторону, где наша легендарная двадцатка, то есть вратарь Виктор Коноваленко «забивал козла».

— Да, это проблема, — встал со скамейки Сева Бобров и скомандовал. — Перерыв окончен, пожалуйте товарищи картёжники, доминошники и прочие артисты горьковского варьете на второй акт.

Во втором акте, как и предсказал наш главный «дирижёр» ленинградская команда посыпалась. Точнее посыпались забитые шайбы в сетку ворот Шаповалова, которого уже по первой двадцатиминутке было по-человечески жаль. И первым отличился на третьей минуте второго периода Боря Александров. «Малыш» окрылённый известием, что его берут в сборную, выдал красивейший сольный проход по своему левому краю и выложил мне шайбу в центр как на блюдечке. Щелчок получился громким, сильным и точным. Пытаясь ещё чуть-чуть продлить интригу, Володя Шаповалов прыгнул, словно Лев Яшин, но шайба гораздо меньше футбольного мяча, поэтому она без труда юркнула в сетку ворот.

— Что ж делать-то? — Спросил Боров, когда мы вернулись на скамейку запасных, по-рабочему поздравив друг друга с успехом. — Нельзя Сергеичу полную авоську забивать. Иначе его на Олимпиаду не возьмут.

— Нас, зато возьмут, — отдышавшись, сказал «Малыш».

— А если я сейчас тресну кому-нибудь, — рыкнул я на Александрова. — Нужно сделать так, чтобы против нас играл Третьяк.

— А давайте Сергеича травмируем, — предложил Скворцов.

— Ковин! — Крикнул я грустному запасному игроку. — Скворцов устал, голова у него плохо соображает от балтийского кислорода, замени его на пару смен!

— Уже и предложить ничего нельзя, — пробормотал Сашка Скворцов.

«В общем, проблема, — думал я, разыгрывая шайбу в позиционном нападении с Ковиным и с Александровым. — А если Коноваленко сыпь нарисовать на спине? Чтобы врачи подумали, что вратарь подцепил корь? Или может ему венерологическую болезнь какую придумать? Нет, это перебор».

— Кулик, не тяни! — Крикнул я, толкаясь с защитниками СКА в непосредственной близости с пятачком.

Навес от Куликова, ловкий удар клюшкой по шайбе слёту и всё, вынимайте товарищ Шаповалов, 0: 2. Я проехал вдоль своей скамейки запасных, получив поздравление от всей команды, и вновь уселся перевести дух. Но спокойно отсидеться Бобров не дал.

— А если Сергеичу на животе и на спине нарисовать сыпь, как будто у него корь? — Предложил «находчивый» главный тренер.

— Вот будет ржака, когда эта сыпь размажется по всему телу вратаря, — усмехнулся я, вспоминая «Приключения Электроника». — Смотрят такие Тарасов с Чернышёвым на нашего голкипера, а там, вместо сыпи, произведение импрессионистов.

— А может так, — вмешался пропустивший одну смену Скворцов. — У нас 8-го и 9-го спаренные матчи с «Крыльями советов». Первую игру отыграет Сергеич, а 9-го на лёд выйдет Минеев. А Виктору Сергеичу мы сразу гипс наложим, как будто у него лёгкое растяжение. А?

Мы с Севой Бобровым посмотрели друг на друга и поняли, что безвыходных ситуаций не бывает, если конечно ты не очнулся замурованным в закалочном гробу. Да и то, я слышал, что и такие бедняги бывало выкарабкивались.

— Вова Ковин! — Крикнул я нашему запасному. — У Скворца голова вылечилась, ты играл отлично, но пока посиди ещё. Наша смена? — Спросил я у хитро улыбающегося Боброва.

«Вот, что значит, вовремя посоветоваться, — думал я, разыгрывая очередную комбинацию в зоне СКА. — Один предложил, другие обсудили, проголосовали, и приняли к действию».

— «Малыш», уйди за ворота! — Гаркнул я и с неудобной руки отдал передачу в левое закругление.

Александров оперативно юркнул за шайбой, ускользнул от воткнувшегося в борт ленинградского защитника, и резко вернул шайбу мне на левый угол ворот. И те из армейцев, у кого ещё не закружилась голова от наших виражей, бросились «бить» меня, чтобы выбросить из своей зоны проклятый резиновый диск. На это и был расчёт, мгновенная подкидка направо и шайба приземлилась Скворцову прямо в крюк перед пустым углом ворот. А дальше, всё как всегда, разочарованный вздох болельщиков, зажегшийся красный фонарь за воротами и свисток судьи в поле, который рукой указал на центр, а табло высветило 0: 3.

— Ну, теперь только попробуйте с первой сборной СССР не разобраться, когда я такие идеи подкидываю, — сказал Скворец, принимая наши дежурные поздравления.

В перерыве перед заключительным третьим периодом произошло сразу два значительных события. Сначала прибежал запыхавшийся начальник команды Иосиф Шапиро, которого все с моей подачи с недавнего времени стали называть Йосей, и сообщил, что самолёт должен взлететь через два часа. Поэтому нам нужно по-быстрому доиграть матч и бежать в автобус. Иначе грядёт какой-то нехороший атмосферный фронт, и мы здесь можем застрять надолго. На реплику центрального нападающего Федотова, что они уже забронировали столик в ресторане, Йося ответил коротко и по сути:

— Не пи…ди!

А затем в раздевалку заглянул какой-то смышлёный мальчонка и передал мне странную записку с вахты служебного входа. На маленьком клетчатом листочке из записной книжки помадой было написано: «Здравствуй, это Ирина Понаровская!».

— Шанель номер пять, — принюхавшись, высказался Коля Свистухин.

— Что говоришь товарищ мой? Нюхнул Шанель? Иди домой. — Под хихоньки товарищей по команде «осадил» я любопытного Николая и сжал записку в кулаке. — Михалыч! — Обратился я к главному тренеру, надевая чехлы на лезвия коньков. — Я на минуту на третий период опоздаю. Без меня слишком много не забрасывайте.

Что ответил мне, опешивший от наглости Сева Бобров я не расслышал, так как заметно ускорившись, потопал по лабиринту подтрибунных помещений дворца спорта «Юбилейный» в сторону служебных проходных.

«А что, собственно говоря, я так сорвался? — думал я, шагая по бетонному полу дворца. — Может, зря себе мозги пудрю и ей? Ведь дружба между мужчиной и женщиной — это как хождение по тонкому льду неизвестного водоёма. Никогда не знаешь, в каком месте провалишься и окунешься по самую макушку неразрешимых внутренних вопросов».

— Привет, — улыбнулся я, стоящей за «вертушкой» Ирине Понаровской, которая была одета в пальто и красный пуховый платок. — Пропустите девушку, — потребовал я от двух бабуль, которые сидели на вахте.

— Пропуск пусть сначала предъявит! — Недовольно заворчала одна бдительная бабушка.

— Да вы чего? Устроили здесь архипелаг ГУЛАГ? Это же известнейший специалист в Союзе по спортивно-тайскому массажу! — Я в наглую потянул Ирину за руку через пока не зафиксированную «вертушку». — Вот из-за таких как вы «Голос Америки» и считает, что в СССР нет свободы, равенства и братства. Стыдно должно быть, бабушки!

И пока вахтёрши не опомнились я буквально полетел широко вышагивая своими длинными ногами, ведя за руку Ирину Понаровскую, ведь третий период, судя по раздающемуся шуму трибун уже начался.

— Ну, ты и сумасброд, — хохотнула певица, еле поспевая за мной. — А я хотела тебя в гости пригласить после игры. У меня любимая бабуля и старший брат — большие любители хоккея.

— Не получится, — я привёл немного запыхавшуюся девушку прямо за нашу скамейку запасных. — У нас самолёт через час сорок пять уже взлетает.

— Тафгаев! Ты вообще чего?! — Сева Бобров сделал очень большие глаза, увидев меня в обществе симпатичной девушки.

— Познакомься, Михалыч, это Ирина Понаровская солистка «Поющих гитар». Это легенда советского спорта Всеволод Бобров. — Я коротко представил главному тренеру молодую певицу. Затем шлепнул по каске Свистухина, который от любопытства почти свернул шею, а остальным хоккеистам показал нехилого размера кулак, чтобы от игры не отвлекались. — Ирина, постой пока вон там, с краю. Михалыч, моя смена?

— Твоя, твоя, — покачал головой Бобров.

Само собой чтобы выпендриться перед в будущем популярной певицей в первой же своей смене, я показал максимум на что способен. Протащил шайбу от ворот Коноваленко до ворот Шаповалова, и лишь в последний момент, решив всю славу себе не загребать, отпасовал на открытого «Малыша». И на сорок второй минуте счёт стал разгромным 0: 4.

— Ну, ты и ходок, Иван, — заулыбался Боря Александров, когда мы поздравляли друг друга с успехом. — В Горьком у тебя одна, в Ленинграде другая.

— Иван у нас своего не упустит, — поддакнул Сашка Скворцов.

— Харе вам! С Женькой у меня всё серьезно, а с Ириной мы просто друзья, — смущённо пробормотал я, катясь на скамейку запасных.

На скамейке, сначала на меня пристально посмотрел Бобров, решая казнить или миловать, а затем со спины незаметно подошла Ирина Понаровская.

— Поздравляю, — улыбнулась она. — Можно спросить? Откуда у вас такая красивая форма? Яркая, оранжевая с мордочкой кота в центре?

— Это называется ребрендинг, — козырнул умным словом, которое услышал от меня, Боря Александров. — Считается, что коты приносят удачу, и теперь это наш логотип.

Вообще надо сказать новая хоккейная форма, произвела впечатление не только на Ирину. На фоне тёмно-синих со звездой и большими буквами СКА полинявших от бесконечных стирок шерстяных свитеров, в которых играли армейцы Ленинграда, мы выглядели как гости из будущего. А это совсем другое самоощущение, как будто ленинградцы хоккеисты второго сорта, а мы самого высшего. Конечно, это было не так. Играть в хоккей игроки СКА умели, но вот схема их игры и тренировочные методики давно устарели. Поэтому мы сегодня как никогда доминировали, а хозяева льда мучились. Дошло даже до того, что 57-ой минуте, когда счёт стал 0: 5, шайбу забил вышедший на пару смен Доброхотов, Сева Бобров приказал третьей пятёрке и запасным идти в раздевалку и переносить наши вещи в автобус. А за минуту до конца матча вообще на льду остался доигрывать, вратарь Коноваленко, защитники Гордеев и Куликов, и я со своими «пионерами».

— Мужики! Не обижайтесь! У нас самолёт улетает, — я в одиночку полез пожимать руки игрокам СКА, когда прозвучала финальная сирена. — Спасибо за игру! Удачи вам в следующих играх! Николай Георгиевич, — я пожал руку тренеру ленинградцев. — Извините Севу Боброва, он со всеми в автобус убежал. Он просил сказать, что по поводу второй сборной СССР в декабре в Москве пообщаетесь. У нас там куча матчей. И вы там, кстати, со «Спартаком» играете. Удачи, мужики!

Последние слова я выкрикнул уже на ходу, спеша прямо в хоккейной форме в автобус. Так же на бегу попрощался и с Ириной Понаровской, встреча с которой меня, четно признаться, озадачила. К чему бы это?





Глава 2




Важнейший матч с ЦСКА, с самой титулованной командой в хоккейной истории СССР, волей календаря был назначен на вторник 23-го ноября. Накануне, 22-го числа главный тренер Сева Бобров собрал всю команду на базе «Зелёный город», чтобы хоть как-то проконтролировать некоторых слишком не уважающих спортивный режим хоккеистов.

Утром была проведена плановая тренировка на льду дворца спорта «Торпедо», все два час которой посвятили исключительно тактической отработке командных взаимодействий. Работа в позиционной атаке и нападение, атаки с ходу, игра в большинстве и меньшинстве, ловушка в средней зоне. И очень много уделили внимания броскам в касание после паса с одного края на другой, потому что заранее договорились не радовать прямыми «выстрелами» Владислава Третьяка, вратаря ЦСКА и сборной страны.

Днём, ещё тридцать минут вся команда дружно попотела, тягая железо в тренажёрном зале. И в пять часов дня Сева Бобров объявил всем свободное время, чтобы картёжники, доминошники и любители настольного хоккея могли вдоволь оторваться на этих своих пустых занятиях. А сам, Всеволод Михалыч, вооружившись удочкой, ведром и банкой с опарышами повёл меня на речку Кудьму ловить рыбку большую и маленькую. Я, конечно, долго отпирался, даже соврал, что у меня случился запор, но Михалыч, привыкший к моим выкрутасам, не поверил и чуть ли не в приказном тоне приказал топать следом. Тем более фигуристка Женька Соколова уехала до декабря на сборы в Минск, а других отговорок у меня просто не осталось.

«Ладно, товарищ тренер, хотите рыбачить, удочку вам в руки, — зло посмеиваясь, подумал я, взяв с собой в дырявой для вентиляции сумке любимого кота Фокса. — Посмотрим, что у вас товарищ Бобров на уху останется после того, как мой прожорливый Фоксик на дело сходит в ваше ведёрко».

Снег уже тоненьким слоем покрыл почти все окрестности вокруг спортивной базы. Лишь в лесу местами кое-где проглядывала голая замёрзшая земля с пожухлой травой. А извилистая речушка Кудьма лениво гнала свои воды в Волгу, по которой уже можно было попасть и в Каспийское, и в Чёрное море.

— Посмотри, — Бобров сунул мне в руки свою тетрадь, где от руки была начерчена таблица чемпионата СССР по хоккею на 22-ое ноября.

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

ЦСКА (М.)___________15____11____3_____1_____90 — 44______25

Динамо (М.)_________17____10____4_____3_____62 — 42______24

Торпедо (Г.)_________14_____9____3_____2_____64 — 48______21

Спартак (М.)_________16_____7____2_____7_____63 — 64______16

Химик (Вск.)_________16_____6____0____10_____52 — 61______12

СКА (Лен.)___________16_____5____2_____9_____43 — 60______12

Крылья Советов (М.)__13_____4____2_____7_____51 — 54______10

Трактор (Чел.)________13_____2____4_____7_____37 — 62______8

Локомотив (М.)_______14_____3____0____11_____38 — 69______6

По турнирной таблице было чётко видно, что «Спартак» прочно застрял на четвёртой строчке и выпал, скорее всего, из чемпионской гонки. Наше «Торпедо» по потерянным очкам пока обгоняло московское «Динамо» на три очка и отставало на два очка от ЦСКА. Удивило количество забитых шайб армейцами Москвы. Я полистал тетрадь Боброва и отыскал результаты последних игр нашего завтрашнего соперника:

ЦСКА — «Спартак» 9: 5;

ЦСКА — «Крылья Советов» 7: 5;

ЦСКА — «Трактор» 10: 1;

ЦСКА — «Динамо» 3: 0;

ЦСКА — «Локомотив» 7: 0;

«Локомотив» — ЦСКА 1: 12.

— Впечатляет? — Хитро улыбнулся главный тренер.

— Да нет, — немного покривил душой я. — Во-первых, ЦСКА уничтожил те команды, которые заранее его испугались. Аутсайдеров — «Трактор» и «Локомотив». Во-вторых, «Спартак» и «Крылья» отгрузили по пять штук Третьяку — это значит в обороне московских армейцев очень большие проблемы. Вообще, когда некая команда кладёт все силы, чтобы вынести аутсайдера с двузначным счётом — это говорит о скрытом страхе перед сильным и достойным соперником.

— Хочешь сказать, что завтра победим? — Спросил Бобров, нацепив на крючок наживку и закинув удочку в Кудьму.

— Вы же видели, как команда заиграла? — Ответил я вопросом на вопрос. — Каждый знает свой манёвр. Мы за два месяца научили всех игроков мчаться туда, где через мгновение будет шайба, а не там, где она уже была. Даже у Коли Свистухина есть прогресс, цепкий в отборе, неуступчивый, и голова иногда варит в правильном направлении.

При упоминании нашего третьего центрального нападающего лицо Севы Боброва расплылось в широкой озорной улыбке.

— Я как вспомню твою шутку в самолёте, когда мы летели обратно из Ленинграда в Горький, так удержаться не могу, — признался мне, трясясь от тихого смеха главный тренер. — Ведь додумался со всей командой договориться разыграть нашего Колю. Потом построил всех в проходе, выдал каждому по парашюту, а Свистухину, которому парашют не достался, прицепил к спине рюкзак с консервами и предупредил, чтобы он при приземлении их не помял.

Бобров аж прослезился от этого невинного розыгрыша, после которого Коля со мной уже второй день не разговаривал.

— Да так себе шуточка, — махнул рукой я. — Вот если мы ЦСКА завтра расколошматим то, как бы вас обратно в Москву не отозвали. Вы же офицер запаса. Вот это будет настоящий чёрный юмор.

— Н-да, — протянул задумчиво Бобров. — А где же рыба-то? — Растерянно почесал затылок главный тренер, случайно заглянув внутрь стоящего в метре ведра.

— Какая рыба? — Очень натурально возмутился я. — Кто же это всё съел-то без соли и без зелени? Ай-я-ай. Фоксик, кыс, кыс, кыс. Ну-ка открой ротик и скажи «а». Не Михалыч, во рту пусто, глаза честные, не он это.

— Только зря опарышей перевёл, — пробурчал Бобров, сматывая удочку. — Шутки у тебя Тафгаев не весёлые.

За час до игры с великим армейским клубом из столицы Родины Москвы я специально заглянул к кассиру и купил за 4 копейки программку на сегодняшний матч. На одной половине её был изображён хоккеист с шайбой в любимой стилистике Пикассо — «кубизм», а на другой были написаны составы играющих сегодня 23 ноября 1971 года команд:

«Торпедо» (Горький) ЦСКА

ВРАТАРИ

№ 20 — Виктор Коноваленко № 20 — Владислав Третьяк

№ 1 — Владимир Минеев № 1 — Николай Толстиков

ЗАЩИТНИКИ

№ 2 — Владимир Астафьев № 6 — Геннадий Цыганков

№ 16 — Сергей Фёдоров № 5 — Александр Рагулин

№ 19 — Владимир Гордеев № 4 — Виктор Кузькин

№ 6 — Александр Куликов № 2 — Александр Гусев

№ 3 — Сергей Мошкаров № 3 — Владимир Лутченко

№ 5 — Вячеслав Ушмаков № 13 — Игорь Ромишевский

№ 23 — Алексей Волченков

НАПАДАЮЩИЕ

№ 18 — Евгений Шигонцев № 18 — Владимир Викулов

№ 9 — Николай Свистухин № 11 — Анатолий Фирсов

№ 7 — Владимир Смагин № 17 — Валерий Харламов

№ 12 — Алексей Мишин № 7 — Борис Михайлов

№ 17 — Александр Федотов № 16 — Владимир Петров

№ 11 — Анатолий Фролов № 8 — Юрий Блинов

№ 15 — Борис Александров № 9 — Александр Волчков

№ 30 — Иван Тафгаев № 21 — Сергей Глазов

№ 10 — Александр Скворцов № 15 — Юрий Моисеев

№ 13 — Виктор Доброхотов № 10 — Евгений Мишаков

№ 22 — Владимир Ковин

Капитан команды — А. Мишин Капитан команды — В. Кузькин

Ст. тренер — В. Бобров Ст. тренер — А. Тарасов

«Интересное кино, — подумал я, рассматривая программку. — Из того списка, который мне вчера показал Сева Бобров, в предварительную сборную СССР на приз «Известий» Чернышёв и Тарасов заявили две первые тройки нападения ЦСКА, одного вратаря — Третьяка и пять защитников: Цыганкова, Ромишевского, Кузькина, Лутченко и Рагулина. То есть сегодня против нас сыграет двенадцать хоккеистов из сборной команды СССР. А из нас Сева заявил семь нападающих, Свистухина для смеха взял седьмым, и трёх защитников в сборную СССР-2. Жаль Коноваленко уже призвали в СССР-1. Историческая игра вытанцовывается».

— Изучаешь стартовые составы? — Спросил меня в пока ещё пустом и гулком фойе дворца спорта «Торпедо» незнакомый на первый взгляд невысокий мужчина в очках.

— Зрителям сюда ещё рано заходить, — пробурчал я, присматриваясь к незнакомцу в пальто и вязаной шапочке. — Постойте, вы же журналист Владимир Пахомов? Мы с вами статью писали недавно?

— Здравствуйте, — мы пожали друг другу руки. — Меня Сева из Москвы пригласил, сказал, что здесь в Горьком исторический матч вытанцовывается. Репетиция битвы первой и второй сборной СССР. Такой материал в «Известия» уйдёт на ура.

— Главное, чтоб после матча у кое-кого в одном месте не образовалась дыра, кхе, — прокашлялся я. — Говорят, в буфете пиво хорошее продают, пока не разбавленное. — Сказал я, поторапливаясь на предстартовое собрание в нашу домашнюю раздевалку.

Чего больше всего не любил наш главный тренер — это длинных предматчевых установок. Скажет, что вы и так всё знаете, чего я вам буду лишний раз одно и то же повторять, или ещё короче, на тренировке мы всё с вами разобрали, давайте на лёд. Но сегодня Всеволод Михалыч переволновался. Конечно, один раз мы уже ЦСКА обыграли, но тогда имела место быть недооценка соперником наших новых возможностей. Поэтому сейчас всё будет по-серьёзному, решил Бобров и завёл шарманку на полчаса, двигая туда и сюда магнитные фишки по разметке хоккейного поля на белой металлической доске.

— Михалыч, ты меня извини, — не выдержал я этих хоккейных шахмат, — ты можешь сказать народу, то есть нам, по-простому? Сколько мы должны сегодня забить, и сколько можно нам примерно пропустить?

— Хотелось бы, чтобы вы пропустили поменьше, а забили наоборот побольше, — развёл руки в стороны Бобров.

— Ну, так бы сразу Михалыч и сказал, — я встал и раздвинул широкие плечи, которые уже немного затекли. — Давай на лёд картёжники, доминошники, и прочие артисты-любители, не посрамим товарища Боброва. Он нас во вторую сборную взял, а она, между прочим, поедет в декабре играть в Швецию и в Финляндию. Джинсы себе купите новые кленовые, решетчатые. Есть желание сегодня надрать ЦСКА?!

— Да, — без энтузиазма проблеяла команда.

— Хотите прыгать с парашютом?! — Снова гаркнул я.

— Нет! — Дружно грянули хоккеисты и, посмеиваясь, пошли на лёд.

— Минеев Володя, — я остановил на выходе из раздевалки второго нашего вратаря. — Ты хоть чуть-чуть в новой экипировке потренировался?

Этот второй злосчастный комплект из заводского экспериментального цеха по производству всевозможной хоккейной продукции, в прямом смысле слова, выбили с боем. Сначала два дня Бобров заезжал к директору автозавода, Ивану Киселёву, но дело не двигалось. Затем я отловил своего бывшего друга и соседа, который заведовал этим цехом и потаскал его в туалете новеньким заграничным вельветовым костюмом вдоль отштукатуренных белой известью стен. Внушение возымело нужный эффект. И буквально утром в день игры на базу «Зелёный город» доставили новые вратарские щитки более жесткие, высокие и прямоугольной формы, а так же вратарский шлем новейшей конструкции и, самое важное, более объемный и толстый нагрудник и налокотники.

— Час с Котомкиным позанимались, но вроде всё удобно, лишь чуть-чуть не привычно. — Улыбнулся наш молодой белобрысый голкипер. — Я в этих щитках такой толстый.

— В этом и суть, — я похлопал паренька по плечу. — В игре каждый сантиметр помогает шайбы отбивать.

«Что за народ, одни деньги в глазах, — выругался я про себя, шагая на поле в сторону ревущих трибун. — Как будто не для команды просим, а для проклятых империалистов. Кстати, нам, полевым игрокам, сказали, что новые щитки изготовят лишь к январю. Гады».

Двум друзьям, фрезеровщикам из ремонтно-инструментального цеха Казимиру Петровичу и Трофиму Данилычу, которого все звали исключительно по отчеству, достались не самые лучшие места в самом углу зрительской трибуны. Данилыч хотел было повозмущаться, что ветеранов хоккейного мяча не уважают, но когда увидел, как некоторые усаживаются прямо в проходе, заткнулся.

— Маловат дворец будет, — сказал он, надевая на нос очки, чтобы можно было разглядеть эту маленькую и вёрткую шайбу с такой далёкой галёрки.

— Иван говорил, что за океаном хоккейные дворцы строят вместимостью по двадцать тысяч, — поддакнул другу Казимир. — А у нас вечно сэкономят на всём, а потом сиди мучайся.

— Экономика должна быть экономной, — для чего-то вставил эту бессмысленную фразу Данилыч, и чуть привстал, так как на лёд наконец-то выехали хоккеисты и стали наматывать по своим половинам поля круги.

Команда ЦСКА была в своей традиционной форме, в красных свитерах с синими полосками и белой эмблемой со звездой на груди. А вот их любимцы, торпедовцы, сегодня играли в непривычных белых хоккейных фуфайках с оранжевой полосой посередине. Но самой необычной была эмблема с мордой кота. Данилыч, конечно сегодня видел подобный хоккейный свитер, только оранжевый с тёмно-синими полосками на некоторых болельщиках, но он подумал, что это пришло поболеть общество охраны животных. А оказалось — это новая форма любимой команды.

— Стыдоба, — заворчал он, пихая в бок Казимира. — В наше бы время такую ерунду никто не одел бы. Это чего же мы теперь, болельщики котов?

— А мне нравится, — не согласился его друг. — Я котов люблю. И вообще наши как-то посолидней в этой форме, чем хвалёные москвичи. Наверное, это Сева Бобров придумал.

— Если бы это придумал Бобров, то на знаке была бы морда бобра, — недовольно от нетерпения заворочался Данилыч и тут же вздрогнул, так как из динамиков вместо привычного голоса диктора по стадиону зазвучала жёсткая ритмичная музыка.

А потом некоторые болельщики на трибунах встали и запели:

Вместе мы с тобой «Торпедо»!

Город Горький часть души моей!

— Это у нас на хоккее теперь ещё и концерт будет, — Данилыч сделал такое лицо, как будто только что глотнул вместо приятной «Столичной» водки, какую-то гадкую бодягу. — Может тут ещё нам и танцы с девушками устроят?

И как по заказу, когда команды выстроились на своих синих линиях, выехали девушки в спортивных костюмах с флагами СССР, города Горького и флагом с новой эмблемы команды.

— Пошли отсюда, — Трофим Данилыч дернул Казимира за рукав. — Стыдоба!

— Давай хоть один период-то посмотрим, — отмахнулся Казимир Петрович, которому девушки очень даже понравились.

Перед стартовым вбрасыванием я подъехал к своим партнёрам по тройке и седлал небольшую вводную:

— «Малыш» на тебе Харламов, в атаке смотри, у ЦСКА тебя будет встречать огромный Рагулин, не вздумай идти в обводку в центр. Показал в центр, обыграл по борту. Иначе он тебя размажет так, что потом не соберём. Дальше, ты Скворец работаешь с Викуловым, в защите против тебя будет Цыганков та же история. Не суйся в центр. Всё, поехали, за котов!

Против меня на точку выехал с напряжённым лицом после своей предматчевой накачки, Толя Фирсов. Честно говоря, я так и не понял идеи Тарасова, зачем он разбил свою лучшую тройку нападения Михайлов, Петров и Харламов, которая зажигала в прошлом сезоне? И зачем объединил в одно звено трёх номинальных крайних нападающих, Викулова, Фирсова и Харламова? Ну как говорится — чужая душа потёмки, где бегают к тому же чужие тараканы в голове.

Стартовое вбрасывание у Фирсова я выиграл так, словно забрал игрушку и ребёнка. Тут же что-то закричал своему нападающему от бортика тренер Тарасов, но в таком шуме трибун ни я, ни Фирсов ничего не расслышали. И хоть шайбой чаще владели мы, первые минуты прошли в толкотне и суете.

«Боятся нас армейцы, — подумал я, отдыхая на скамейке запасных. — Кстати мы их тоже попугиваемся. Та первая октябрьская игра была не в счёт. Сейчас другие ставки. На кону сборная».

— Давай, Тафгай, — подтолкнул меня в спину Бобров, отправляя на лёд. — Сыграйте поумнее, чё за беготня?

— Дай Михалыч сначала присмотреться, провести разведку боем, перекурить по одной, покумекать над диспозицией, — улыбнулся я.

— Уже семь минут кумекаете в разведке этой вашей, — Сева Бобров хлопнул кулаком по краю деревянного борта. — Ты мне голы обещал или что?

— Уже и пошутить нельзя, — пробурчал я, катясь на точку вбрасывания в нашу зону защиты.

— Чё Михалыч сказал? — Спросил меня Боря Александров.

— Если сейчас не забьём, то в сборную наберёт парней из «Крыльев», что он ещё может сказать? — Ляпнул я, не подумав, потому что как только мы выиграли вбрасывание «Малыш» так рванул с шайбой по своему левому краю, как мы не договаривались.

Харламов немного зазевался и упустил нашего юного гения прорыва, а Рагулин хоть и имел размеры сопоставимые со мной, но уже в силу возраста скоростные качества свои растерял. Зато длинные руки и длиннющая клюка помогли Александру Палычу перекрыть нашему нападающему лазейку через борт. Ну и Александров побежал обыгрывать Рагулина в центр. А такие фокусы могли закончиться больничной койкой, ведь защитнику достаточно сделать лишь шаг навстречу, чтобы сломать нападающего, я такого ещё за океаном насмотрелся выше крыши.

— Куда, б…ь! — Только и успел я выкрикнуть, как «Малыш» в самый последний момент ускользнул от армейского великана.

— Давай, шайбу! — заголосили болельщики на трибунах, видя, как Александров выскакивает один на один с Третьяком. — Шайбу давай!

Мы же со Скворцовым, как и остальные игроки ЦСКА, припустили следом. И как Александров стал обыгрывать вратаря армейцев, из-за маячившего передо мной Цыганкова я не рассмотрел. Я лишь услышал разочарованный вздох трибун и увидел шайбу, которая отлетела по центру на Гену Цыганкова, который тоже этого не ожидал и заковырялся. Я резко подбил клюшку армейского защитника вверх и следующим движением подкинул шайбу так, что она парашютиком опустилась за распластанным на льду Третьяком прямо за линией ворот ЦСКА.

— Гооол! — Взревели трибуны, и грянула наша победная музыка.

— Ну вот, это уже на что-то такое, о чём я всегда не устаю повторять — похоже, — довольный как кот, проговорил Бобров, поздравляя нас на скамейке запасных.

— Ещё раз пойдешь обыгрывать в центр, я тебе уши оттяну как у слона, — шепнул я «Малышу», который себя уже видел в свитере сборной СССР-2.

— Но я же проскочил? — Обиделся на меня «пионер».

— А если бы Рагулин ногу вперёд выставил, колено твоё вылетело бы к чёртовой матери, — напихал я Александрову, и чтобы ему было не так горько, то же самое я втолковал и Сашке Скворцову.

После забитой шайбы у нас как будто лопнула невидимая струна, что мешала раскрепощенной и красивой игре. ЦСКА стал часто ошибаться, а мы наоборот наседать. Если наш наставник Сева Бобров не преставал повторять молодцы-молодцы, и широко улыбаться, то тренер ЦСКА Анатолий Тарасов ходи красный, как помидор и орал на скамейке запасных на всю свою команду. Из-за чего буквально через смену, я со своими «пионерами» запер первую армейскую пятёрку в их зоне защиты.

— Двигай шайбу! Не застаивайся! — Орал я, чтобы моих молодых ребятишек по бортам не размазали.

— Рагулин! Тридцатку с пятака убери, б…ь! — Пытаясь перекричать бурлящие трибуны, от своего борта приказывал Тарасов. — Убери, б…ь, тридцатку!

— Шею отверну сука, — бухтел мне в ухо Александр Палыч, когда мы практически вольным стилем боролись перед вратарём ЦСКА.

— Помогите! Хулиганы шею отворачивают! — Заблажил я, делая резкий разворот, и скидывая с себя армейского гиганта. — Кулик! Не спи, убью! — Скомандовал я своему защитнику, с которым мы кое-что на тренировке для такой позиционной атаки сочинили.

Я в мгновение сместился на левый угол ворот Третьяка, Саша Куликов сделал богатырский замаха для убойного щелчка, а сам запустил шайбу не в ворота, а на меня сильно и чётко. Конечно, подставить под такой выстрел клюшку мне не всегда удавалось, но сегодня был мой день, вендетта за статью товарищу Тарасову. Клюшка в моих руках вздрогнула от удара шайбы о крюк, и красный фонарь зажегся второй раз за воротами московского ЦСКА.

— Гооол! — Взвыли болельщики, устроив настоящие пляски прямо на своих местах, под победную музыку из «Депеш мод».

Я посмотрел на табло, которое показало, что до перерыва осталось ещё четыре минуты. «Неплохо бы дотянуть до конца первого периода с таким счётом», — подумал я, принимая поздравления от своей пятёрки. И был прав, так как после двух пропущенных безответных шайб москвичи раскрепостились, забегали с удвоенной силой и прижали уже нас к воротам Коноваленко. И Виктор Сергеич не подкачал, выдал несколько очень хороших спасений, показав что такое настоящий вратарский стиль «Баттерфляй».

— Держим, мужики, держим, — приговаривал на скамейке Сева Бобров. — Сейчас нужно потерпеть!

— Бобров терпел и нам велел! — Гаркнул я, чтобы игроки немного поржали и расслабились. — Михалыч, а чего ты терпел-то в своё время, тоже с туалетной бумагой был дефицит?

— Тьфу, на тебя Тафгаев такую игру опошлил, — махнул рукой главный тренер.

«Кстати, то, что ЦСКА насел на наши ворота, это же прекрасно», — подумал я, выходя на следующую смену.

— Скворец, как вбрасывание выиграю, сразу рви на красную линию, тебе Кулик со своим правым хватом по правому же борту и закинет, — сказал я, прикрыв рот крагой. — «Малыш», и ты тоже двигай в атаку параллельным курсом.

Левый, самый распространённый, и редкий правый хват в хоккее — это своего рода существенное преимущество. Некоторые игровые сочетания выходят на лёд, и у них все игроки клюшку держат с левой стороны. Вот у меня в пятёрке «Малыш» Александров с правым хватом бегает по левому краю в атаке, это очень удобно в завершении атак, и оборонец Саша Куликов с тем же правым хватом играет уже справа в защите, ему пробрасывать вдоль борта с руки. Чем мы сейчас и воспользовались.

Анатолий Фирсов в очередной раз безнадёжно отдал вбрасывание мне, Куликов запустил шайбу вдоль борта к центральной красной линии, и вот уже мои «пионеры» летят на всех порах против одного Александра Палыча Рагулина и растерянного вратаря Владислава Третьяка. Тарасов от бортика что-то активно жестикулируя заорал, трибуны, вскочив на ноги, тоже что-то про шайбу запели. А Скворец и «Малыш» исполнили красивое кино про хоккей, и жаль, что сегодняшнюю игру никто не снимал. Потому что в зоне атаки Скворцов подкидкой через клюшку Рагулина с правого края отдал на Александрова, и тот по-пижонски на скорости, встав на одно колено, в касание вколотил третью шайбу в игре, 3: 0.

— Красиво сделали, — крякнул Бобров, посматривая на табло, которое отсчитало последние секунды первого периода.

— Ну что домой идём? — Хитро посмотрел Казимир Петрович на своего закадычного друга. — Первый период пролетел.

— А куда нам спешить-то? — Закряхтел Данилыч. — Тем более у меня всё с собой. — Фрезеровщик по-заговорщицки огляделся и вынул из внутреннего кармана пиджака чекушку «Столичной» водки.

— А это? — Казимир намекнул на закуску.

— И это, — без лишних слов понял намёк друга Данилыч, вынув из второго кармана завёрнутый в полиэтиленовый пакет один солёный огурец.





Глава 3




На третий период матча «Торпедо» Горький и ЦСКА Москва некоторые мои товарищи по команде вышли с кривой усмешкой на лице. Ну ещё бы, счёт 6: 0, московские армейцы полностью развалились, точнее кроме тупого навала ничего у игроков экстра-класса сегодня не получалось. Даже всегда импульсивный и горластый Анатолий Тарасов охрип и под конец второго периода молча ненавистными глазами сверлил мою могучую фигуру. Я хоть во второй двадцатиминутке не отличился, зато снова убежали в контратаку мои «пионеры» и на этот раз Скворцов сделал счёт 4: 0. А потом буквально как под копирку забили игроки пятёрки Федотова, которые противостояли сегодня армейским нападающим Михайлову, Петрову и Блинову, и защитникам Кузькину и Гусеву. Они дважды поймали в ловушку в средней зоне своих оппонентов, и сначала на Сашу Федотова отдал результативный пас капитан Лёша Мишин, а затем точным пасом порадовал своего центрфорварда и народ на трибунах Толя Фролов.

Итак, дублем отметились — я и Федотов и по разу забили Александров и Скворцов. Сева Бобров довольно покряхтывая, приговаривал, что точно так же они обыграли Канаду на чемпионате мира в 1954-ом махровом году, но старался нас не перехвалить. Кстати, совершенно верно, ведь хоккейный матч длится не 40 минут, а 60. И за один третий тайм многое может случиться. Но с 6: 0, вроде ещё никто не спасался.

Пока на льду заканчивали выступление девчонки, размахивая флагами под музыку из песни «Мой адрес Советский союз», я краем глаза со скамейки запасных посмотрел на лучшие элитные места на трибуне, которые находились в аккурат за нашими спинами. «Что-то директор завода не заглянул сегодня в раздевалку? — усмехнулся я про себя. — Наверное, неудобно перед Бобровым, что изготовление хоккейной амуниции для себя же приходится выбивать силой. Ходили слухи, что вратарскими шлемами новой конструкции заинтересовались в Швеции, а в Финляндию их ушло уже почти тридцать штук. Даже нашим советским вратарям досталось всего тринадцать экземпляров, вон Третьяк сегодня играет в своей хлипкой масочке. А в Финляндию за валюту — пожалуйста».

Вдруг мой взгляд выцепил довольное лицо Василька, бывшего нищего инженера и соседа по комнате, который сейчас сидел в вельветовом модном костюме с «принцессой» Яной Снегирёвой. Почему-то не удивлён, далеко пойдёт сволочь. Кстати, «принцесса» Яна наигралась с группой поддержи, и теперь её возглавлял какой-то бывший фигурист.

— Тафгай! — Окликнул меня Сева Бобров. — На лёд!

В третьем периоде у армейцев произошло сразу несколько перестановок, обратил я внимание, встав на точку вбрасывания. На ворота вместо Владислава Третьяка вышел Николай Толстиков и ещё вместе с Викуловым и Фирсовым выехал на площадку Блинов, значит, Харламова Тарасов додумался перевести обратно к Михайлову и Петрову. «Не нравится мне это», — подумал я, впервые сегодня проиграв шайбу на вбрасывании.

Однако от перестановок характер игры не изменился, мы ловили армейцев в средней зоне, они отчаянно пластались в защите. С характером у воспитанников Тарасова всегда было всё «хоккей». Достаточно того, что Анатолий Владимирович ставил на тренировках своих полевых игроков по одному защищать ворота, по которым щёлкала со всей силы вся остальная команда. Проверял так сказать старший тренер хоккеистов на вшивость. Нужно было ему ещё один эксперимент порекомендовать, вывести игроков во двор и дать из пулемета залп над головами, кто присядет — в состав не попадает. «Шутка кончено, но можно и посоветовать», — усмехнулся я.

И вдруг ни с того, ни с сего, как это часто в жизни случается, Владимир Петров, вырвавшись из нашей ловушки в средней зоне, ворвался в зону атаки, и, протискиваясь между защитниками Астафьевым и Фёдоровым, отпустил шайбу немного вперёд. Коноваленко же вместо того, чтобы сыграть без риска и встретить нападающего ЦСКА в стойке, неожиданно повёл себя как футбольный вратарь, вытянувшись во весь рост, прыгнул за бесхозной шайбой. В доли секунды конек Петрова вонзился в хоккейный шлем Виктора Сергеевича.

Судья дал свисток, тем более шайбу наш вратарь зафиксировал, болельщики на трибунах разом притихли. Наверняка многие вспомнили подобный эпизод в матче сборной СССР со сборной Швецией 1970 года. Там тоже Коноваленко получил коньком в голову, ему тогда досталось в переносицу. Наш врач Тамара Иоффе через калитку выбежала осторожно на лёд. Виктор Сергеевич не шевелился. Потянулись долгие секунды. И наконец, наш прославленный голкипер пошевелился, с помощью тех партнёров, кто был сейчас на льду, приподнялся и под оглушительные овации покатил на скамейку запасных.

— Михалыч, я шайбу поймал? — Спросил он ошарашенного Севу Боброва.

— Всё нормально, Виктор Сергеевич, отдыхай, — похлопал его по плечу главный тренер. — Вова Минеев давай на лёд!

— Ты мне скажи, я шайбу поймал? — Коноваленко как робот повторил вопрос.

— Сергеич, взял намертво! — Крикнул Коля Свистухин.

— Мужики, я шайбу поймал? — Осоловелыми глазами вратарь посмотрел на нас.

— Сергеич, иди в раздевалку, полежи, скоро корреспондент из Москвы подгребёт интервью брать для журнала «Sports Illustrated», — сказал я.

— Не люблю я давать эти, б…ь, интервью, — махнул рукой с зажатой до сих пор в ловушке шайбой Коноваленко и пошагал в раздевалку, сопровождаемый нашим врачом.

— Шок, — пожал я плечами. — Крови нет, сотрясения тоже. Вот что значит шлем новой конструкции.

— Казимир, это чего сейчас такое на льду делается? — Фрезеровщик Данилыч в очередной раз снял с носа очки и стал их усиленно тереть грязным носовым платком.

— Чего, чего, — зло зашипел Казимир Петрович. — Три броска в створ, и счёт уже 6: 3. Отличились Михайлов, Петров и Харламов.

— Да я не слепой! — Данилыч вернул свои старомодные окуляры на место. — Я спрашиваю делать-то чего? Ещё восемь минут терпеть и для меня скорая помощь срочно потребуется! Инсульт миокарда и хрен кто откачает! Казимир прости, если чем тебя в жизни обидел. Я один раз у тебя фрезу притырил без спроса, и так иногда по мелочи кое-чего брал, — стал исповедоваться другу фрезеровщик.

— Хрен с ней с фрезой! Вы играть там сегодня собираетесь! — Крикнул на площадку Казимир Петрович.

Пока Михайлов, Петров и Харламов радовались третьей заброшенной шайбе я подъехал к нашему второму вратарю Володе Минееву, который смотрел на меня большим как у выброшенного на улицу щенка глазами сквозь решётки вратарского шлема.

— Миней, ты чего подобосрался? — Спросил я. — Соберись и делай всё как на тренировке. И тебе не их бояться надо, — я кивнул в сторону ЦСКА, — а меня. Я тебе такие пилюли пропишу в раздевалке, если ещё одну пропустишь, мозги враз на место встанут, только лицо полностью посинеет. Понял?

— Да, — тихо мурлыкнул Минеев.

— Громче! Не слышу! — Я рявкнул, чтоб паренёк немного пришёл в себя.

— Да! — Гаркнул наш молодой вратарь и уже более осмысленно посмотрел мне в глаза.

— Теперь верю, — я легонько шлепнул паренька по шлему и поехал в центральный круг вбрасывания.

Не знаю, либо Вова Минеев меня испугался, либо просто пришёл в себя, но следующие четыре минуты стоял он великолепно. Вообще иногда полезно покричать перед выходом на площадку, чтобы согнать оцепенение и зажатость из-за излишнего волнения.

— А хорошо играет наш второй вратарь, — ухмыльнулся Сева Бобров, когда в очередной раз Минеев отразил очень опасный выпад Валеры Харламова.

— Чуть-чуть подобосрался в начале, а сейчас наоборот подсобрался, — поддакнул я. — Японское цунами!

На площадке пока мы нахваливали игру Минеева, тройка Михайлов, Петров и Харламов так завертели атаку, что Толик Фролов не утерпел и заплёл ноги Михайлову подцепив того клюшкой. Судья высшей категории Егоров из Челябинска, который кое-какую грубость нам в игре прощал, сейчас выписал Фролову две минуты штрафа.

— Вот и испробуем нашу новую бригаду меньшинства, — почему-то улыбнулся Сева Бобров.

Вообще после того, как мы очень много пропускали в меньшинстве, Всеволод Михалыч решился на эксперимент, на одной тренировке взял и перепробовал всевозможные сочетания. Даже трёх нападающих и одного защитника выпускал играть в численном меньшинстве. В итоге остановились на следующей расстановке: я — чтоб выигрывать вбрасывание и прессинговать на синей линии защитников нашего соперника, защитник Юра Фёдоров, чтобы стеречь пятак, Саша Куликов с правым хватом направо и цепкого в отборе нападающего Колю Свистухина налево, чтоб веселее было. Новое построение в защите при игре в меньшинстве назвали — «Бобровский ромб».

Судья Егоров из Челябинска убедился, что все готовы к возобновлению игры, посмотрел на секундомер, на котором должно было остаться три с половиной минуты до финальной сирены, и бросил шайбу на лёд. Вбрасывание мне пришлось выгребать из-под клюшки Вовы Петрова. Тарасов смекнул, что Михайлов, Петров и Харламов сегодня его палочка выручалочка и выпустил их на реализацию численного преимущества. Плюс от ЦСКА вышли два защитника капитан команды Виктор Кузькин, по прозвищу Акула, и молодой защитник с убойным броском Саша Гусев, которого все армейцы и не только они звали Гусь.

— Кулик выноси! — Чуть ли не всей обороняющейся четвёркой крикнули мы Куликову, к которому отлетела шайба от меня из правого круга вбрасывания.

И Саша от души запустил с навесом шайбу к воротам скучающего дублёра Третьяка, Николая Толстикова. Мы, не сговариваясь, разом выехали из своей зоны защиты, и заняли на рубеже синей линии оборону, выстроившись по схеме три — один. Трое на самой линии и я один впереди на лихом коньке с длинной клюшкой в руке. ЦСКА тоже вернулись на свою половину и под свист наших трибун двинули в атаку.

— Пан, внимательней встречай Харлама! — Скомандовал я Свистухину, пытаясь выбить шайбу у Петрова, который её тут же переадресовал на легенду № 17, Валерия Харламова.

Пан Свистухин попятился, не давя обыграть себя через борт, и Харламов вновь вернул шайбу Петрову. Но это Валера сделал зря. Так как мои длиннющие и загребущие руки, вооружённые безразмерной клюшкой, зацепили капризный резиновый диск, и я рванул в атаку сам. Меня тут же решил принять на корпус Гусев, но я-то потяжелее буду армейского защитника, поэтому короткое столкновение в средней зоне быстро завершилось в мою пользу. И вот уже я пересекаю синюю линию армейцев, наперерез летит Акула, Витю Кузькина так прозвали, потому что у него почти все зубы вставные. Ещё один короткий бой, корпус в корпус и здравствуйте товарищ Толстиков. Замах, обманное движение и пас на поддерживающего мой прорыв слева Свистухина. Бросок Николая и шайбе влетает в ворота, 7: 3.

— Гоол! — Взревели трибуны, которые немного приуныли после трёх безответных банок.

Музыканты завели неведомый в этом 1971 году «Депеш мод», а Бобров, хитро улыбнулся и опять отправил нас доигрывать в численном меньшинстве. Таковы хоккейные правила, если бы ЦСКА забил нам, то Толя Фролов вышел бы из штрафного бокса. А так играть в меньшинстве ещё больше минуты.

— Всё равно Тафгаев я тебя в сборную не возьму! — Гаркнул от борта, где грустил московский ЦСКА Анатолий Тарасов.

— Анатолий Владимирович, родился небольшой каламбур, — ответил я, не выдержав беспардонной грубости. — Обучит любого острому пасу, старший тренер А. В. Тарасов. А кто познакомит с хитрой обводкой? Тернер Тарасов дай нам наводку!

— Я тебе, гад, дам сейчас на водку! Я тебе покажу водку! — Тарасов схватил запасную клюшку и начал тарабанить ей по хоккейному борту. — Про сборную забудь! Только через мой труп!

В итоге вмешался судья из Челябинска, и, посмеиваясь, сделал мне и главному тренеру ЦСКА устное внушение.

— Нормально сочинил, — сказал на ухо пан Свистухин, наверное, уже простив за шутку в самолёте.

Смех смехом, обиды обидами, а через тридцать секунд мы опять отбиваясь вчетвером уже против пятёрки Фирсова, вновь улетели в контратаку на ворота Толстикова. Хотелось мне, конечно, сделать первый в этом времени хет-трик, но я опять отдал на пустые ворота Свистухину и он оформил дубль, 8: 3. А перед самой финальной сиреной Валерий Харламов показал настоящий класс. Обыграл всю пятёрку Федотова и на пустой угол отдал уже своему партнёру Борису Михайлову, который и поставил точку в этой сложнейшей игре, 8: 4.

А когда мы, пожав руки гостям из Москвы, все потопали в раздевалку, я обратил внимание, что Вова Минеев, наш второй голкипер до сих пор стоит в воротах и не двигается. И тут я вспомнил, что пообещал пареньку пилюли для храбрости, если он пропустит ещё одну шайбу.

— Миней! Хорошо отыграл! — Улыбнулся я, махнув рукой. — Пошли, команда ждёт своего героя!

В такие моменты, когда команда одерживает важнейшие победы, в раздевалке шумно, громко и весело. А разговоры обычно сводятся к двум темам, кто и что на льду сегодня изобразил, и где долгожданный успех лучше всего отметить. Кстати, внутри нас встретил живой и здоровый, и вполне довольный собой, только что из душа вратарь Виктор Коноваленко. Что ещё больше добавило нашему коллективу хоккеистов положительных эмоций. Но сюрпризы на этом не закончились. Тренерский штаб в полном составе: главный Сева Бобров, второй тренер Игорь Чистовский и тренер вратарей Саша Котомкин, своими собственными руками внесли в раздевалку три ящика «Жигулевского» пива из нашего буфета.

— Заслужили мужики! — Объявил Всеволод Михалыч, сам же откупоривая первую бутылку пенного советского напитка, который ещё Анастас Микоян лично переименовал из светлого пива «Венского». — Но попрошу победу отмечать сегодня без фанатизма. Через три дня к нам пожалует «Спартак». Тафгаев зайди в тренерскую.

Я сделал небольшое внушение своим «пионерам», чтобы они больше одной бутылочки пива не вливали в свои ещё не до конца окрепшие организмы, и быстро всполоснувшись, и, надев на себя синий спортивный костюм, пошёл в тренерскую комнату. В дверь, к которой была прибита табличка «Главный тренер Всеволод Бобров», я лишь для приличия пару раз стукнул костяшками пальцев и сразу же вошёл. Меня немного позабавило, что Михалыч, когда я оказался внутри, неумело спрятал бутылку конька в стол, при этом два недопитых бокала так и остались стоять, как ни в чём не бывало. За столом напротив главного тренера сидел московский журналист Владимир Пахомов. «Крякнули уже за победу», — подумал я, видя, как блестят глаза обоих мужчин.

— Отличный матч! — Пахомов встал и пожал мою огромную ладонь. — Музыка, красивые девушки с флагами, зрители на трибунах поют! А какая у вас яркая форма. Я даже поймал себя на мысли, что сегодня играла одна команда из будущего, а другая из прошлого. Не знаю, почему пришла такая аналогия?

«Наверное, потому что я всё это позаимствовал из будущего», — подумал я и, усевшись на свободный стул, ответил:

— Наверное, вам показалось? А, может быть, просто Всеволод Михалыч — это тренер, который предвидит развитие хоккея?

— Возможно, — журналист тоже присел обратно и достал из портфеля общую тетрадь и ручку. — Ну, мужики, что хотите, чтоб в статье про репетицию игры первой и второй сборной СССР было написано, а чего в ней упоминать не стоит?

— Вообще не стоит упоминать про репетицию игр двух сборных, — сказал Сева Бобров. — Так, как бы между делом можно заметить, что за ЦСКА выступали двенадцать хоккеистов заявленных на приз «Известий», а за «Торпедо» одиннадцать игроков призванных во вторую сборную страны, которая в декабре проведёт ряд товарищеских матчей в Швеции и в Финляндии.

— Одиннадцать? — Удивился я. — Было девять, добавился Свистухин, кто у нас одиннадцатый?

— Возьму Вову Минеева на ворота, — крякнул Бобров, вынимая из стола бутылку пятизвёздочного коньяка, и подлив себе и московскому журналисту по чуть-чуть, пояснил. — Первым вратарём заявлю Сашу Пашкова из московского «Динамо», а наш молодой пусть станет вторым. Будет толк из парня у меня на это чуйка.

— Кстати! — Шлепнул себя по лбу журналист Пахомов и, порывшись в портфеле, извлёк на наше обозрение позапрошлый, судя по числу, номер газеты «Известия». — Вот наша первая совместная статья. Кое-что, несущественно пришлось изменить, но суть осталась прежней. Вы не представляете, в редакцию пошёл просто вал писем. Народ требует защитить наших звёзд от канадских профессионалов. Вот в чём сила советской прессы!





Глава 4




Советское телевидение — что это за зверь такой и с чем его едят? Ну, вот вчера 23 ноября во вторник, когда мы рубились не на жизнь, а на смерть с ЦСКА, показали два первых периода матча «Химик» — «Динамо» по второй программе, а третий самый важный период по первой. А про остальные игры тура, как хочешь, так и узнавай. Без интернета настоящая информационная блокада. Что ещё? Вот сейчас в 19 часов начнётся концерт советской песни. Будут долбить по мозгам про соловьиную рощу, про берёзки или про иную растительность, и обязательно не кочегары мы не плотники, тарам-тарам. О! Кино! По первой программе в 19.40 фильм «У озера» вторая серия, а по второй, сразу как закончиться фильм по первой, начнётся «Всё начинается с дороги». Как будто продолжение одного и того же сериала, про любовь на производстве, или про производство с любовью.

Я отложил свежую газету «Правда» за 4 копейки на пол, аккуратно снял с живота кота Фокса, который ещё недовольно заурчал. Встал с дивана, что находился в холле нашего жилого корпуса на базе «Зелёный город» и от нечего делать лениво потянулся. Вообще что ценно стало при Боброве на базе никто неделями не сидит. Сегодня, к примеру, выходной после вчерашней игры и большинство ребят с семьями и подругами дома. Одна молодёжь здесь и я. А рядом в кресле с книжкой рассказов Герберта Уэллса задремал Боря «Малыш» Александров. Приучаю его постепенно к чтению, и парень виртуозно научился это делать во сне.

— Пошли на ужин, — я подтолкнул своего юного друга в плечо и выключил ненавистный телевизор с помехами. — Где остальная пионерия?

— А то ты не знаешь? — Паренёк протёр глаза «уставшие от чтения». — К девчонкам убежали, к гимнасткам. Шуры-муры крутить.

— Это правильно, я в их годы тоже крутил, — ухмыльнулся я, вспоминая свою мятежную юность. — Тебе из Минска Алёнка что-нибудь написала? Как сборы, как контрольные прокаты?

— Да, мы с ней поссорились, — отмахнулся Борис. — А что? Вы с Женькой тоже поцапались? И она тебе уже неделю ни звоночка, ни телеграммки?

— Я зайду за Михалычем, а ты заскочи и возьми наши плащи, не хватало насморк подхватить перед московским «Спартаком». Перемажем их в игре соплями, потом стыдно будет, — соскочил я с неудобной темы.

Некоторая правда в словах «Малыша» была. С фигуристкой Женькой Соколовой, как-то не очень хорошо мы попрощались. Я даже подумал, что у неё кто-то появился, рассеянная она какая-то стала, размышляла о чём-то своём, о том, что мне говорить нельзя. А всё началось с этой злосчастной «удочки» для отработки прыжков. На одной тренировке Женька без посторонней помощи исполнила в своей произвольной программе сразу три тройных прыжка, тулуп, сальхов и самый ценный — флип. Мировой рекорд для 1971 года. Её тренер Людмила Максимовна тут же убежала кому-то звонить, скорее всего, в спорткомитет. Наших же горьковских фигуристок «прокатили» с открытым чемпионатом Москвы, куда пригласили девчонок из Риги, Таллина, Тбилиси, Свердловска. И на следующий день Женьку и Алёнку тренерша свозила в Москву, а теперь у них сборы в Минске. Что там, в Москве кроме проката произвольной произошло, Женька мне не рассказала.

В комнате главного тренера как всегда был бардак. Куча бумаг и каких-то записок валялось по всем параллельным полу поверхностям, и на подоконнике, и на тумбочке, и на полках с книгами. Всеволод Михалыч, ломал голову над составом второй сборной страны. Сложность заключалось в том, что выбирать приходилось из тех, кого не взяли себе Чернышёв и Тарасов.

— Михалыч, в столовой провора на тебя обижаются, — сказал я, войдя в это бумажное царство.

— Чего это? — Поправил очки на носу наш наставник.

— Говорят, что плохо ешь, а это значит, готовка их тебе не нравится, и ещё это значит, что увольнять придётся персонал. А у народа, дети, семья, очередь на квартиру, где деньги лежат, — ответил я, разглядывая тренерские бумажки.

— Ладно, сегодня съем всё, — согласился Бобров. — У тебя всё?

— Пошли на ужин, и перестань голову забивать ерундой, — я взял список хоккеистов с множеством перечёркнутых и заново написанных имён и фамилий. — Три защитника наших у тебя есть, к ним присоединим Гусева из ЦСКА, Ляпкина из «Химика» и Поладьева из «Спартака». Я слышал, его Тарасов хотел заполучить к себе, а тот отказался, вот его в первую сборную и не берут. А с нападающими ещё проще. К двум нашим тройкам и пану Свистухину добавь тройку из «Крыльев советов» Лебедев — Анисин — Бодунов, и тройку из «Спартака» Шалимов — Старшинов — Якушев.

— Самый умный? — Вспылил Всеволод Михалыч. — Я, между прочим, так и хотел сделать! Теперь назло сделаю всё по-другому. Ладно, пойдём ужинать, чтобы поваров не поувольняли. У них ведь семьи.

В столовой наши юные хоккеисты Скворцов, Ковин и Доброхотов, которые пришли туда вместе с гимнастками, принесли свежий номер ежедневной газеты «Советский спорт», где на последней странице напечатали новую таблицу чемпионата СССР по хоккею:

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

Динамо (М.)_________18____11____4_____3_____66 — 42______26

ЦСКА (М.)___________16____11____3_____2_____94 — 52______25

Торпедо (Г.)_________15____10____3_____2_____72 — 52______23

Спартак (М.)_________17_____8____2_____7_____66 — 65______18

Крылья Советов (М.)__14_____5____2_____7_____55 — 57______12

Химик (Вск.)_________17_____6____0____11_____52 — 65______12

СКА (Лен.)___________17_____5____2____10_____46 — 64______12

Трактор (Чел.)________13_____2____4_____7_____37 — 62______8

Локомотив (М.)_______15_____3____0____12_____39 — 72______6

Бомбардиры: Харламов — 16 шайб + 9 передач, Тафгаев — 16+9, Викулов — 19+3, Мальцев — 14+7.

— «Спартак» разделаем и догоним ЦСКА, — ляпнул молодой да ранний Сашка Скворцов.

— Не догоним, — коротко ответил Бобров, налегая на пюре с котлетами. — ЦСКА в тот же день играет со СКА. А ленинградцы после игры с нами психологически сломлены, сложно им будет против разозлённых проигрышем «тарасовцев» биться. Предсказываю разгром с двухзначным счётом и готов поспорить на щелбаны, — крякнув, сказал Сева, наверное, ему хотелось поставить в заклад что-нибудь и посерьёзней, но выспаривать коньяк у молоденьких пацанов, он счёл нетактичным.

— Ай, спорим! — Протянул руку Скворцов.

— Готовь лобешник Скворец, разминай его пока, — хохотнул Боря Александров и разбил крепкое рукопожатие тренера и спортсмена.

Где-то около девяти часов вечера, когда по телику началась программа «Время», я вышел из жилого корпуса, чтобы выгулять кота Фокса и ещё нескольких его собратьев по длинным усам и пушистому хвосту, которые тоже жили у нас. Как вдруг из темноты вышел странный человек, одетый в брезентовый плащ, как какой-нибудь заблудившийся грибник, охотник или рыболов. Лицо незнакомца скрывал большой низко-натянутый на глаза капюшон.

— Это спортивная база. Здесь охота, сбор грибов из-под снега и рыбалка, запрещены, — хмыкнул я, так как напугать таким прикидом меня было невозможно.

— Вы меня не узнаёте? — Спросил загадочный мужчина.

— Ты больной? — Удивился я. — Спрятался в тени, натянул капюшон пониже. Может ты Якубович с «Поля чудес»? Тогда где твой барабан с цифрами?

— Извините, — промямлил мужчина и, откинув капюшон, вышел на освещённую часть аллеи.

— Ну, медный купорос! Шаман, ты что ли? Извини, нет гантели под рукой, чтобы тебе засандалить между глаз, за всё хорошее, — я криво усмехнулся.

— Давайте спокойно погорим, как цивилизованные люди, — сказал мне человек, занимающийся хреномантией. — Я знаю, что вы перенеслись из будущего. Наверное, из двухтысячного года, может из две тысячи пятого.

С шаманом-знахарем я проговорил примерно около часа. Правда, сначала я загнал котов домой, сказал Боре Александрову, чтобы тот читал Герберта Уэллса, потом приду, проверю, и потеплее оделся. Общаться с таким человеком, который слишком много знает, я решил подальше от цивилизации, у самой кромки тёмного как ночь леса.

История шамана недоучки Михаила Волкова очень сильно походила на мою. Несчастный случай на дороге произошёл с ним летом 1985 года. Он ехал на велосипеде с рыбалки и его сбил пьяный водитель самосвала. Волков, так же как и я, пролетел через длинный светящийся коридор и очнулся в теле своего полного тёзки в 1965 году. Но была и разница, никакого голоса в голове он не слышал, да и привык к 1965 году легко, так как по большому счёту за двадцать лет мало, что в СССР изменилось.

— Годы застоя, — горько улыбнулся я. — А я сначала подумал, что попал в компьютерную игру. Да и честно скажу, скучаю без интернета, а от телевизора — тошнит.

— Так вы из далекого 2021? — Не переставал удивляться шаман. — Вы, наверное, там уже на Марс летаете, на Юпитер? А сколько на Луне построено человеческих городов? А инопланетяне с вами уже вышли на контакт? Какие они? И какой он — коммунизм на самом деле?

— Михаил, э-э-э, Ефремович, что тебе ответить? — Я почесал затылок. — Там, в будущем в 2021 году богатые с ума сходят, в роскоши купаясь, а бедные с голоду пухнут. Компьютеры, мобильные телефоны, смартфоны, джинсы и прочее — этого завались, а пищи качественной почти без химикатов нет. Даже продолжительность жизни человеческой не удлинилась. Мужики редко до семидесяти доживают. А космос? Какие-то сомнительные фотографии дальнего космоса размещают в сети, которые в фотошопе любой студент может сляпать, и видео якобы с Марса, которое можно снять здесь же на Земле, вот и все достижения.

— Ну как же так! — Чуть не вскрикнул Волков. — У нас же там, в 1985 пришёл к власти самый молодой генеральный секретарь ЦК, Михаил Горбачёв. Он же объявил ускорение экономического развития страны!

— Кхе, кхе, — я прокашлялся. — Если все эти планы по ускорению, гласности, перестройке, и прочим рывкам и прорывам, и остальным фантастическим нацпроектам напечатать на туалетной бумаге, то год все жители бывшего СССР могли бы жопу себе вытирать бесплатно.

— Почему бывшего СССР? — Шаман аж затрясся. — СССР распался что ли?

— Извини, забыл сказать, — я развёл руки в стороны. — Ну, это ерунда, что каждая республика решила жить по-своему. В девяностых годах людей много погибло, особенно в средней Азии и на Кавказе. Жители нац. республик убивали, резали, насиловали всех, кто на них не похож, квартиры отбирали, да и просто глумились. Россию же в это время города и сёла уголовная преступность захлестнула.

— Ну, надо же об этом кому-то сказать! — Вскрикнул Волков, заламывая руки. — Надо же этот надвигающийся на СССР кровавый сатанизм остановить!

— Кому сказать? Я простой хоккеист, моё дело людей веселить на спортивной арене. — Меня впервые за всё время пребывания здесь в 1971 году кольнула совесть. — Напишешь про это в газету, отправят в психушку и всё. Если отловить и убрать Горбачёва, то за ним целая очередь таких же перестройщиков, Чубайс, Гайдар, Ельцин.

— Может быть ты и прав, — шаман тяжело вздохнул. — Ну, хотя бы людей нужно как-то предупредить, чтоб они из средней Азии и с Кавказа уезжали? Хотя как? — Мы на пару минут оба замолчали. — А что у тебя с голосом в голове? Когда проведём повторный сеанс?

— Давай без сеансов обойдёмся. — Меня передёрнуло, как вспомнил прошлый раз. — Я сам кое-что придумал. Читаю перед сном «Как нам реорганизовать Рабкрин» и «Пролетарская революция и ренегат Каутский» Ленина и всё, весь день голос молчит как миленький. Осознает глубину интеллекта вождя мирового пролетариата, который правда перед смертью имел большие проблемы с головой.

— Ты знаешь что, заходи в гости, чая попьём, поговорим о будущем. — Волков посмотрел по сторонам и поёжился от пронизывающего ноябрьского холода. — Давай, до свиданья, мне ещё педали крутить на велосипеде обратно в город.

Всю ночь я ворочался, и даже несколько раз вскакивал с кровати, чтобы попить воды. Потому перед глазами вставали окровавленные люди, женщины, мужчины и дети, которые смотрели мне в глаза и тыкали пальцем. И во время тренировки на льду, на следующий день, я не мог выбросить из головы разговор с шаманом. Из-за чего чуть не покалечил Колю Свитухина, воткнувшись в него во время оттачивания ловушки в средней зоне. И хорошо, что парень рухнул далеко от хоккейного борта, и обошлось без сотрясения мозга и других неприятных увечий.

— Николай прости, задумался, — смущено пробормотал я.

— Думать надо, а не задумываться, — закряхтел Свистухин, еле поднимаясь со льда. — Всеволод Михалыч, ну скажите вы Тафгаеву, чтобы он под ноги себе смотрел!

— Тафгаев! — Подъехал ко мне Бобров. — Иди на лавку, посиди, остынь. Хочешь мне всю вторую сборную СССР поломать? Не выйдет!

— Михалыч, можно я вообще домой поеду, голова что-то от мыслей всяких пухнет, — попросил я главного тренера, как нашкодивший школьник учительницу.

— Переживаешь, что тебя не вызвали в первую сборную? — Встревожился Сева. — Обидно конечно, но чего теперь, не плакать же? Езжай на базу. — Сказал Бобров и дунул в свисток, объявив следующее упражнение.

До спортивной базы я добирался на такси, ведь «Победу», которую мне выдали во временное пользование, и которая максимум, на что теперь в холода была способна — это звонко и громко бибикать, я вернул. Чинить бедную машину не было ни сил, ни желания. А идея, как помочь людям осевшим сейчас на Кавказе и в средней Азии, у меня вроде бы появилась, пока я бессмысленно взирал на мелькающие за окном сосны.

Вечером после ужина, когда вся команда разбрелась, кто куда, картёжники в одну комнату, доминошники в другую, остальные же в настольный хоккей и в шахматы сели резаться прямо в холле нашего жилого корпуса, я решил съездить в город. Конечно завтра ответственная игра со «Спартаком», но очень хотелось сбросить тяжёлый груз с сердца, поэтому прежде чем пускаться в «самоволку» я постучал в комнату главного тренера.

— Всеволод Михалыч, что у нас со сборной вытанцовывается? Мой вариант годится?

— Какой твой вариант? — Бобров опять корпел над своими почеркушками, и ответил, не глядя на меня. — Этот вариант был мой. Нападающих из «Спартака» и «Крыльев» берём без вопросов. Вот защитники… Гусев из ЦСКА меня смущает. Может лучше взять Володю Орлова из «Динамо»? Или нашего Гордеева? Тем более они с Куликовым уже сыгрались. А?

— Интересно, — я присел рядом. — Михалыч, давай я твою машину сейчас съезжу, заправлю? Чистку салона тебе организую и вообще помою её, а то несолидно самому Боброву ездить на такой замарашке.

— Да не, не надо, ты вот лучше сюда посмотри, — Сева Бобров ткнул пальцем в какие-то тактические закорючки, которыми был исчёркан весь тетрадный лист. Дети такое иногда в детском саду рисуют одной правой.

— Завтра утром наиграем, где ключи? — Я встал и огляделся по сторонам.

— Сдалась тебе моя машина, возьми в кармане. Но чтоб блестела как моя олимпийская медаль, понял? И не поцарапай её. А то я вас молодых знаю.

— Очень «интересная» схема, — я повертел листок с закорючками, в котором ничего разобрать было решительно невозможно и, быстро вытащив ключи из пальто главного тренера, поспешил ретироваться.

«Два часа у меня есть, — подумал я, поворачивая ключ зажигания в бобровской «Волге». — Чуть что скажу, что на ближайшей заправке бензина не было. И ещё добавлю, что автомойка сегодня не работала, так как закрыта на учёт. Ну, поехали родная».

Беседа с местным писателем, с мужем моей бывшей учительницы из вечерней школы по литературе и русскому языку, Виктории Тихоновны, не клеилась. Он хмуро посматривал то на меня, то на свою красивую супругу и в моё деловое предложение вникать не желал.

— Сто рублей в месяц хотите мне платить? — Недоверчиво он сверлил меня взглядом, сидя на маленькой хрущёвской кухоньке.

Вообще обстановка в однокомнатной квартире учительницы была мягко говоря не очень. Буквально всё в ней держалось на соплях. Из крана постоянно капала вода, вешалка, как только я повесил на неё пальто, рухнула. В углах стояли стопками пыльные книги, так как полки прибить в доме было некому. Да и пол не мешало бы помыть.

— Я хочу, чтобы вы написали фантастический роман, и за это буду вам платить сто рублей каждый месяц целый год, — я как робот третий раз повторил своё необычное предложение.

— А вы значит, когда я напишу этот роман, поставите под ним свою подпись и продадите его? — Писатель уперся как баран.

— Зачем мне чужое произведение? Я заинтересован, чтобы эта книга увидела свет в этом десятилетии, и чтобы лет через пятнадцать её содержание знал бы почти каждый школьник. Поэтому работать прошу на совесть. С деталями и сюжетом я вам помогу. — Я тяжело вздохнул.

— Какими деталями, и каким сюжетом? — Наконец-то спросил писатель.

— Аллилуйя, — пробормотал я. — Название я предлагаю такое «Империя тридцати планет», можно просто «Империя». На главной планете Империи умирает дряхлый и старый император, и к власти приходит новый полный сил реформатор, который объявляет всем: гласность, перестройку и ускорение.

— Демократические преобразования, — поняла меня с полуслова учительница Виктория Тихоновна.

— Точно, — я хотел немного отпить остывшего чая, но решил не рисковать желудком перед завтрашней игрой. — А на маленьких периферийных планетах, где кроме жителей основного этноса империи проживали отличающиеся от них коренные малые народности, началась резня.

— Какая резня? — Не понял писатель.

— Основной этнос империи стали резать, убивать и насиловать. Вот с этого книгу лучше и начать. В центре повествования семья, муж — инженер, жена — учительница, сын и дочь, которые спасаются от расправы на малой планете и с одним из последних космических челноков бегут на большую материнскую землю, где их никто не ждёт, где они никому не нужны. На этой земле в самом расцвете разгул преступности и коррупции. Многие предприятия захватываются «эффективными» собственниками, которые их пускают с молотка, распродают на металлолом, разгоняют рабочие коллективы и банкротят. Суть таких действий проста — купить за бесценок, мгновенно всю прибыль выжать и выбросить. Муж семейства умирает от ран, которые получил, спасая семью. Жена устраивается на низкоквалифицированную работу, где платят копейки. Сын идёт в рэкетиры, то есть в бандиты. Дочь пытается заработать деньги, выступая в ресторане.

— Ну и чем всё закончится? — Заинтересовалась учительница.

— На тридцати планетах появляются свои царьки, которые начинают воевать друг с другом. И Империю тридцати планет поглощает другая подобная Империя.

— Не напечатают, слишком мрачный финал, — буркнул писатель. — Пусть после болтуна-реформатора, которого сметет народ, придёт к власти толковый и порядочный человек и из империи создаст Республику.

— Да, не нужно плохого финала, — согласилась Виктория Тихоновна.

— Пусть будет так, — сказал я, посмотрев на часы. — Это же фантастика. Только обязательно болтун-реформатор должен проповедовать всем об ускорении, гласности и перестройке. Да и ещё он должен будет выиграть постановочные липовые выборы со слоганом «Голосуй или проиграешь». Пока всё.





Глава 5




В чём сила команд, которые побеждают чаще других, у которых множество наград и регалий? «В правде», — как бы высказался киношный герой Данила Богров. Нет! В вере! Такие сверхуспешные спортивные коллективы до самой финальной сирены знают, что смогут переломить неудачную игру и вырвать свою победу. Именно вера помогает не дёргаться, когда что-то пошло не так, когда кто-то ошибся или промахнулся. И достигается такая железная и упёртая вера в свои силы, когда команда «выгрызает» победы в тяжелейших матчах, как мы это сделали три дня назад с ЦСКА. Поэтому сегодня, 26 ноября, пред заключительным третьим периодом игры с московским «Спартаком» при ничейном счёте 1: 1, никакой паники в раздевалке не было. Кстати у Москвы отличился Мартынюк, а у нас удачно хлопнул от синей линии по воротам Виктора Зингера защитник Саша Куликов.

— А, вы чего такие расслабленные? — Сева Бобров взял в руки черенок от сломанной клюшки. — Вы ещё мне тут картишки разложите. — Главный тренер глянул на пятёрку Свистухина и его парни своевременно сбросил игральную колоду вместе с козырями под лавку. — Все чай попили? — Спросил Бобров и со всего маха грохнул деревянным обломком об стол, где остались ещё две чьи-то кружки. Точнее уже не остались.

— Кто пол мыть будет, Михалыч? — Поинтересовался я, кивнув на разлитый чайный напиток. — У нас в Советском союзе слуг нет.

— А врачи у нас в стране Советов есть? — Зло глянул на меня наш легендарный наставник. — Тогда вызывай неотложку, я сейчас вам покажу, что такое настоящий русский хоккей! Я сейчас сам на лёд выйду, пасовать будете только на меня!

На этих словах обломок клюшки выпал из рук Боброва, а сам он покачнулся и схватился за сердце. Первым подхватил тело главного тренера я, так как был ближе всех, и тут же ему на ухо шепнул:

— Михалыч, тебе на самом деле плохо, или ты притворяешься?

— Куда на моей машине ездил вчера, мерзавец? — Шепнул он тихо мне и тяжело вздохнул для всех остальных. — Режим спортивный с девками нарушал?

— Тамара Михайловна, — обратился я к нашему командному врачу. — Валерьяночки плесните капель тридцать товарищу Боброву. Мужики! — Гаркнул я команде. — Если сейчас «Спартак» не дожмём, как потом будем смотреть в глаза грядущих поколений? Они же нам предъявят за то, что не уберегли легенду советского спорта! Михалыч, ложись пока тут, — я помог Севе прилечь на массажный стол. — За машину свою не беспокойся, я её сегодня снова на заправку свожу. А мы сейчас покажем Москве, где у нас рыба зимует. Пошли на лёд!

К лежащему главному тренеру с прискорбным видом подошёл Коля Свистухин и, сняв с головы каску, сказал:

— Михалыч, я тебе клянусь, мы больше в карты играть в перерывах не будем, выздоравливай, — затем нападающий хотел добавить что-то ещё, но помявшись, передумал и вместе со всеми пошагал в сторону ревущего стадиона.

Бобров хотел было вскочить, и двинутся за нами, но врач команды Тамара Иоффе уже что-то прозрачное в своём шприце развела и Всеволода Михайловича не пустила.

— Только попробуй мою машину сегодня взять! — Крикнул он мне вслед слишком громко для больного человека.

Где у нас зимует рыба, раки и прочие животные мы стали показывать «Спартаку» с первых минут третьего периода. Сначала из убойной позиции попал в штангу Леша Мишин, затем мою передачу на пустой угол не смог замкнуть Сашка Скворцов. Но с каждой атакой у ворот красно-белых полыхал самый настоящий пожар. Наконец, и я с «пионерами» организовал самую настоящую осаду. Против нас терпели в обороне московские нападающие: Мартынюк, Шадрин и Климов, и защитники: Казачкин и Кузьмин. Три раза я залезал на пятак, где «бил» спартаковских защитников оптом и в розницу, и подставлял под прострел свою длинную клюшку, но шайба как заколдованная не шла.

— Куда на машине моей ездил? — Огорошил меня на скамейке запасных уже выздоровевший Сева Бобров.

— Колёса целы, фары тоже, царапин нет, водку не пьянствовал, девочек не катал, — выдал я полный отчёт.

— Если сейчас не забьёшь, не поверю, — прорычал главный тренер.

«Не забьёшь, не забьёшь, — ворчал я, про себя вставая на точку вбрасывания в левом кругу зоны атаки. — Как будто шайбы по заказу могут залетать. Если не идёт сегодня то, что я сразу и вру?»

— Готовы? — Спросил меня и спартаковца Владимира Шадрина киевский судья в поле Осипчук и, не дожидаясь ответа, бросил шайбу на лёд.

— Кулик переводи! — Рявкнул я, защитнику выиграв вбрасывание у Шадрина, который от досады двинул мне кулаком в бок.

«Любому обидно, если за игру ни разу не выцарапать на точке шайбу своей команде, но зачем же так реагировать?» — подумал я, улыбнувшись Володе, и дал ему плечом в корпус. В следующую секунду моя за сто килограммов туша влезла в самое пекло перед воротами Зингера, откуда Казачкин и Кузьмин обречённо принялись меня выталкивать. А тем временем шайба уже проследовал вдоль борта на «Малыша», которого принялся прессинговать спартаковец Климов. Но Александров заложил сначала одну «улитку», затем другую и вырвался на свободный лёд. Последовал прострел вдоль ворот, и шайба заметалась на пятаке, подлетев на метр от клюшки вратаря «Спартака». Сначала она зацепила колено защитника Казачкина, затем попала в бедро Кузьмина и наконец, я шлёпнул по ней слёту клюшкой. А Витя Зингер лишь успел мотнуть назад головой, чтобы в следующее мгновение увидеть шайбу в сетке своих ворот, 2: 1.

— Гооол! — Заорала толпа, устав от наших безрезультативных атак, и запела под «Депеш мод». — Вместе мы с тобой «Торпедо»…

«Как гора с плеч упала», — подумал я, принимая поздравления от партнёров. А на скамейке запасных сиял, словно начищенный тульский самовар Сева Бобров:

— Ладно, на первый раз за машину тебя прощаю. Мужики надо бы ещё поднажать! — Прикрикнул он на пятёрку Федотова.

И как это часто в спорте бывает, что называется — прорвало. Что-то надломилось в игре «Спартака» и московские хоккеисты «посыпались». Третью шайбу забили буквально тут же нападающие нашего самого опытного звена. Капитан Лёша Мишин после входа в зону бросил с острого угла, а вратарь гостей неудачно отбил шайбу прямо на пятачок. И очень было обидно, что в свои же ворота затолкал её коньком защитник Валя Марков, 3: 1.

— Шайбу в ворота команды «Спартак» забил Алексей Мишин № 12-ый, — объявил диктор по стадиону, когда народ вдоволь напелся и немного успокоился.

Но по плохой русской традиции, беда не приходит одна. Нет, чтобы наоборот не по одному приходили счастье, богатство и удача, но нет, обязательно заявится сначала болезни, потому безденежье и ещё какая-нибудь гадость прицепится. В общем, после третьей пропущенной шайбы спартаковский вратарь, олимпийский чемпион Гренобля, Витя Зингер пропустил четвёртую. Отличился Свистухин со своими картёжниками. А всё началось с того, что Коля выиграл вбрасывание у Вячеслава Старшинова в зоне атаки. Сказались мои ежедневные не пустые хлопоты на тренировках в этом важнейшем аспекте игры со Свистухиным и с Федотовым, который тоже на точке выиграл большинство поединков у Виктора Шалимова. А после выигранного вбрасывания по шайбе без всяких фантазий щёлкнул Женя Шигонцев и застал вратаря «Спартака» врасплох, 4: 1.

— Вот о чём я вам каждый день толкую, — как Цезарь перед сенатом прошёлся Сева Бобров на скамейке запасных перед нами, своими орлами. — Забили одну банку, и сразу же надо добивать ещё парочку. Жаль немного Витю Зингера, хороший вратарь ещё при мне заиграл.

И сложно было с Бобровым не согласиться. Ведь сейчас у ворот красно-белых Слава Старшинов распекал своего голкипера такими словами, из которых процентов восемьдесят язык Пушкина и Толстого украсить были не способны. Наставник москвичей Юрий Баулин тут же дал команду разминаться второму вратарю, Виктору Криволапову.

А потом в третьем периоде произошла смена ворот и игра резко успокоилась. Мы особо добивать соперника не стремились, чтобы поберечь силы для следующей игры, а гости, может быть, и хотели что-нибудь отыграть, но вязли в нашей ловушке в средней зоне.

— Смотри, кто там сидит, — подтолкнул меня в бок на скамейке запасных Боря Александров.

— Что у тебя «Малыш» за привычка во время игры девочек высматривать на трибунах, — заворчал я, но голову в сторону болельщиков развернул.

Вот это сюрприз, на стуле, который выставили в проход между зрительских сидений, о чём-то болтая с какой-то девчонкой, сидела Алёна, фигуристка из местной школы олимпийского резерва. А если из Минска приехала Алёнка, то должна где-то тут быть и моя Женька Соколова. Но своей подруги на трибунах я не разглядел.

— Шею свернешь, давай на лёд, ваша смена! — Чуть не в ухо крикнул Бобров.

— Сообразим что-нибудь? — Хитро спросил «Малыш», выезжая на лёд вместе со мной и Сашей Скворцовым.

Вбрасывание было назначено судьёй ближе к нашим воротам в средней зоне, есть там для этого такие специальные одинокие точки без всяких кругов. «Хорошую можно организовать контратаку», — подумал я и тихо сказал своим партнёрам:

— Сейчас как только к нашим воротам сместимся, сразу оба рвите по своим флангам к центральной красной линии. Либо я, либо защитники дадим вам на ход.

План в принципе был простейший, выманить противника на себя, а потом его резко и неприятно удивить. Тем более вбрасывание выиграли мы, торпедовцы, в моём здоровом раскрасневшемся лице. Защитник Куликов с шайбой откатился к воротам Коноваленко и перевёл налево Гордееву, я тоже сместился по центру ближе к своим игрокам обороны. Тройка нападения «Спартака» Мартынюк, Шадрин и Климов принялись активно нас прессинговать, чтобы хоть под занавес игры отквитать одну шайбу. И Володя Шадрин с таким азартом насел на меня, что сам того не желая исполнил хоккейный приём, который в народе называют «вилы в бок». Это когда игрока цепляют с боку клюшкой и выталкивают с занимаемой им позиции.

Но в данном эпизоде спартаковец не рассчитал своих сил и соотношения масс наших могучих тел, так как я резко развернулся и он вместе с «хоккейными вилами» кувыркнулся на лёд. Мгновенная передача от Гордеева, я в касание в среднюю зону на «Малыша». И Александров почесал, что есть прыти в контратаку, по пути накрутив как ребёнка московского защитника Кузьмина. Народ, на трибунах вскочив на ноги, ошалело заблажил:

— Шайбу! Шайбу!

Параллельным курсом бросился следом и Скворцов, я же набегавшись за игру, поехал следом по центру, скорее для очистки совести, там и без меня было кому забивать. Ведь мои «пионеры» выкатились вдвоём на одного защитника красно-белых Казачкина. Боря показал, что отдаст пас и тут же хитро с кистей бросил, точно над ловушкой вратаря.

— Гооол! — Обрадовались трибуны дворца спорта «Торпедо», и в то же время что-то обидное Сашка Скворцов высказал «Малышу», в том смысле — почему не отдал мне?

Я резко подъехал к своим партнёрам по тройке нападения и приобнял их так, чтобы они на собственных шеях прочувствовали, что такое настоящая мужская хоккейная дружба.

— Пока в моей тройке играете, чтобы я таких разговоров не слышал! — Зло зашипел я. — Ещё ничего в жизни не выиграли, уже славу делите. Мне, между прочим, и защитникам вообще даже результативной передачи в актив не запишут. Вы учтите оба, на скамейке сидит Вова Ковин, он любого из вас с удовольствием заменит. Руки быстро пожали!

Александров и Скворцов с лицами, как будто проглотили что-то кислое, пожали друг другу руки. А я подумал, что хоккей хоть и игра командная, но славы персональной хотят все. Из-за этой вечной погони за славой, бывшие лучшие одноклубники не разговаривали годами, после завершения спортивной карьеры.

Когда при счёте 5: 1 в нашу пользу, прозвучала финальная сирена и мы поблагодари хоккеистов «Спартака» за игру, я первым делом, не переодеваясь, поспешил в кабинет тренера по фигурному катанию Людмилы Максимовны. Благо женщина оказалась на месте.

— Интересуешься, где твоя любимая? — Прямо с порога спросила она. — Ты ведь сам спортсмен, должен такие моменты понимать, скоро Олимпиада в Японии, а у Женьки твоей талант. В Москве она осталась, перешла в ЦСКА к Станиславу Алексеевичу Жуку. Там у неё совсем другие перспективы.

— Перешла и перешла, — я пожал плечами. — Москва же не на Марсе находится, есть телефон, можно позвонить, телеграмму послать. Что-то здесь не то, — пробубнил я, закрыв за собой дверь.

По пути в свою раздевалку в коридоре подтрибунных помещений совершенно случайно столкнулся с игроками «Спартака».

— И откуда ты такой взялся Тафгаев? — Услышал я голос Славы Старшинова. — В прошлом году тебя нигде не было, в позапрошлом тоже.

— Между прочим, богатырь Илья Муромец проспал на печи тридцать три года, — усмехнулся я, заглянув в раздевалку москвичей. — А я всего двадцать пять. Никого сегодня не пришиб? Вот Слава, во всём плохом, всегда можно найти что-то хорошее.

— Давай к нам в команду, вместе искать будем, — улыбнулся Саша Якушев.

— Во второй сборной СССР сыграем скоро в одной форме, — ответил я уклончиво. — Бобров уже вам сказал, что тебя, Старшинова, Шалимова и Поладьева в декабре вызывает на игры и тренировочный сбор?

— Вторая сборная — это хорошо, но лучше бы первая, — грустно улыбнулся Якушев, которого Тарасов так часто звал в ЦСКА, что обидевшись, не заявил в первую сборную СССР. Точно так же как и защитника Женю Поладьева.

— Двенадцатого декабря посмотрим, кто кого, — пробормотал я.

Вечером после игры на небольшом банкете в честь побед над ЦСКА и «Спартаком», который мы устроили спонтанно на спортивной базе «Зелёный город», пригласив туда жён и подруг, ели мясо в столовой и кто хотел пил вино и пиво. Я своим «пионерам» ещё раз напомнил, что век хоккеиста короток, а если его заливать разными алкогольными напитками, может стать ещё короче.

— Даже чуть-чуть нельзя? — Наседал Сашка Скворцов.

— Те, кто до сорока лет отыграл на высоком уровне, — стал я втолковывать. — Либо отличались богатырским здоровьем от природы, либо режимили по-дикому, ни капли в рот не брали.

— А курить можно? — С другого бока спросил «Малыш» Александров.

— Курить можно смело, — кивнул я. — Правда к сорокету мышцы высохнут, зато к пятидесяти годам рак лёгких разовьётся. Потом сделают тебе химиотерапию, и глупые волосы навсегда покинут умную голову. И прощай мама.

— То есть и курить нельзя? — Догадался «Малыш».

— Я тебе больше скажу, — добавил я ещё пищи для размышления своим юным «падаванам». — Годам где-то к двадцати девяти нужно будет переходить с гирь и гантелей на работу с одним экспандером, чтобы мышцы не потеряли гибкость, и скорость не просела. За всё в этой жизни нужно платить, хочешь долго играть ограничивай себя во всём и паши, конечно, по-умному без дебилизма. Хочешь стать великим музыкантом или писателем, работай ежедневно с утра до вечера над оттачиванием мастерства, и обязательно следи за современными тенденциями, пробуй что-то новое.

— А как же остальные люди, которые живут просто так? — Спросил Скворцов.

— Я думаю, они в чём-то счастливей нас, но мне такого счастья не надо, — я грустно улыбнулся.

Затем, после пива и вина начались танцы под магнитофон, из которого вылетали ритмы советской и зарубежной эстрады. И разговоры на извечные философские темы сошли на нет. А потом после программы «Время» прибежал Сева Бобров со своей тетрадкой, куда он заносил результаты каждого хоккейного тура и потряс нас ожидаемым сообщением:

— Сегодня в гостях в Ленинграде ЦСКА забил тринадцать банок в ворота СКА. Скворец неси сюда свой лобещник, буду его щелбанами разрабатывать! Кстати, Иван, вот таблица первенства на сегодняшний день. — Всеволод Михалыч сунул мне свою тетрадь.

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

Динамо (М.)_________19____12____4_____3_____72 — 46______28

ЦСКА (М.)___________17____12____3_____2____107 — 55______27

Торпедо (Г.)_________16____11____3_____2_____77 — 53______25

Спартак (М.)_________18_____8____2_____8_____67 — 70______18

Крылья Советов (М.)__15_____6____2_____7_____56 — 57______14

Химик (Вск.)_________18_____6____0____12_____52 — 66______12

СКА (Лен.)___________18_____5____2____11_____49 — 77______12

Трактор (Чел.)________14_____2____4_____8_____41 — 68______8

Локомотив (М.)_______15_____3____0____12_____39 — 72______6

Из турнирной таблицы было чётко видно, что в защите мы стали играть значительно лучше, но до ЦСКА в атаке нам, как и всем остальным командам чемпионата очень далеко. Разогнались «Тарасовцы» не на шутку. Кстати, если две команды наберут одинаковое количество очков, то считать буду не личные встречи, а разницу забитых и пропущенных шайб. Так ЦСКА наколотив полную авоську аутсайдерам, может гарантировать себе и первое место. В НХЛ же пока ты не обыграешь сильнейшие клубы в серии до четырёх побед никто самый важный кубок «Стэнли» тебе не вручит. Колоссальная разница в уровне развития и понимания хоккея. У нас же одна надежда на самородков, гениально талантливых от природы хоккеистов.

Внезапно рядом подсел вратарь Виктор Коноваленко и, заглянув в турнирную таблицу, сказал:

— Хорошо молодёжь сегодня веселится. А ведь если бы не ты, Иван, то болтались бы мы на месте «Трактора» из Челябинска. Жена сказала, что мне утром звонил Чернышёв из сборной СССР, просил передать, чтоб я готовился, как следует. Теперь он меня видит первым вратарём команды, а не Третьяка. Какая-то там статья в «Известиях» вышла, где написали, что мы, «Торпедо», играем на новом современном уровне. А Коноваленко, то есть я, сейчас непререкаемый номер один. Я вот что думаю, забрать двадцатый номер обратно себе. Как ты считаешь?

— Я считаю, что этот номер двадцатый ты должен вырвать с мясом, — коротко ответил я.

В субботу 27 ноября, которую Сева Бобров объявил выходным днём, я прилетел в Москву. Из Горького у нас был ежедневный утренний рейс, вот им я и Боря Александров махнули не глядя до столицы нашей Родины. Когда Бобров вчера на вечеринке узнал моё непременное желание порешать свои личные вопросы, то не поверил.

— В ЦСКА собрался на переговоры?

— Не поверишь Михалыч, именно туда я и еду. Нужно мне встретиться там с кое-кем.

— С Тарасовым?! Бежишь с тонущего корабля?! Да я тебя после этого знать не желаю, — обиделся главный тренер. — А всё из-за вас! — Накинулся он на начальника команды Иосифа Шапиро. — Машину парню зажали. Квартиру тоже того. Теперь как хотите, так и улаживайте этот конфликт.

— Да, ё-моё, Иван с Женькой Соколовой хочет встретиться поговорить, — вступился за меня «Малыш».

— Вот, Всеволод Михалыч, конфликт улажен, — крякнул довольный тем, что делать ничего не надо Йося Шапиро.

— Всё равно отпустить не могу, — упёрся Бобров. — В субботу у нас выходной, а кто на воскресную утреннюю тренировку придёт?

— Михалыч, я возмещу забитыми шайбами в игре с Локомотивом, — я прокашлялся, подумав, сколько пообещать тренеру скряге. — Две забью.

— Три! — Махнул рукой сева Бобров.

— И я с Иваном за компанию поеду, — сказал Боря Александров. — Одну шайбу забью «Локомотиву».

— Две! — Хлопнул рукой по столу Всеволод Михалыч.

— Интересное кино, получается, — подошёл подвыпивший Коля Свистухин. — Три — Тафгай, две — «Малыш», и того выходит — пять. А мы значит без забитых уйдём? Я не согласен.

— Хорошо, и ты Свистухин две забьёшь, — ухмыльнулся Бобров.

— Вот это другой разговор, — икнул, разворачиваясь к столику с выпивкой Николай.

В Москве, когда мы доехали на метро до дворца спорта ЦСКА, я обратил внимание на новенький большой портрет товарища Ленина над входом в само это уже древнее здание. То ли облупившуюся штукатурку маскируют идейно-выверенным портретом, то ли установили в воспитательных целях? Чтоб хоккеисты, фигуристы, а так же волейболисты с баскетболистами не забывали, кто за ними круглосуточно бдит.

На служебной проходной мы с «Малышом» показали наши спортивные торпедовские удостоверения, и, сделав морды кирпичами, проследовали внутрь на ледовую арену.

— А если фигуристы сейчас тренируются в другом месте? — Спросил чего-то разволновавшийся Борис.

— Значит не судьба, — хмыкунл я. — Да ты расслабься, я буянить не собираюсь. Если у Женьки там с кем-то завертелось, это её выбор. Ну, хорошо, один раз могут вспылить и вмазать в глаз. Это максимум.

Мы прошли по коридору, по которому уже доводилось один раз ходить, когда играли здесь с ЦСКА и вышли на ледовую арену. Фигуристов и фигуристок здесь было человек семь или восемь. Сосчитать точнее, когда они все носятся, как угорелые было нереально. Но Женьку, которую какой-то мужик таскал на «удочке» моей конструкции я увидел сразу.

— Вон она раздуется, — пробубнил Александров, когда мы встали у самого борта.

— Я ещё близорукостью не страдаю, — пробормотал я, всё больше убеждаясь, что моя фигуристка не просто тренируется с этим мужиком, в котором я распознал лучшего специалиста по фигурному катанию в Союзе Станислав Жука, но и тому, что между ними что-то есть.

— Бьём морду? — Спросил «Малыш» и, не дожидаясь моего отрицательного ответа, громко свистнул, сунув два пальца в рот. — Эй! Фуфел! Кати сюда базар есть! — Гаркнул он.

На катке все временно остановились и уставились на нас. А тренер Жук отдав «удочку» Женьке покатил к нам. «Зря, что ли летели из Горького?» — подумал я и, когда наставник фигуристов подъехал, без разговоров выбросил правый прямой в подбородок.





Глава 6




— Это конечно не «Сапсан!», но ехать можно, — сказал я, когда фирменный поезд «Вятка», потащил нас с «Малышом», стартовав с Ярославского вокзала обратно из Москвы в Горький.

— Кончено можно, это же купе, а не плацкарт, — улыбнулся Боря Александров, снимая пальто и выкладывая на раскладной столик бумажный кулёк с пирогами с яйцом. — Ночью уже будем дома. И завтра на тренировку утреннюю успеваем. Ну её, эту Москву, ноги только гудяд. И хорошо, что в милицию не загремели на пятнадцать суток.

«А могли бы, — подумал я. — Но тренер Станислав Жук повёл себя по-мужски. Вышли потом поговорили на повышенных тонах без неуместного рукоприкладства. Расставили все точки над «и». С одной стороны он был прав, Женьке Соколовой с её прыжками можно было запрыгнуть на олимпийский пьедестал в Саппоро. А с другой был прав я, так как кое-какие неприятные подробности из тренерской деятельности Жука знал, само собой без стопроцентных доказательств. Ладно, Женька не маленькая девочка. Это её выбор».

— Ниночка, а вот и наше купе! — Высоким голосом пропел, скорее всего, наш будущий сосед на ближайшие несколько часов, который очень сильно напомнил мне лицом и телосложением актёра Моргунова.

«Бывалый» и «Бывалая», окрестил я про себя вошедшую внутрь парочку. Ведь женщина тоже была под стать своему супругу. Рыжие волосы, пышный бюст, и там ниже талии, у мадам Грицацуевой, было очень далеко за 90-то сантиметров в объёме. Наши попутчики с шутками и прибаутками, про свою неуклюжесть, разложили чемоданы и, посмеявшись над нашими пирожками, на столик выложили, копчёную колбаску, солёные грибочки, жареную курицу и бутылочку коньяка с пятью звёздочками на этикетке.

— Едем в Киров на симпозиум музейных работников, — подмигнул нам «Бывалый» представившись Иннокентием, — пожалуйста, угощайтесь.

— Благодарствую, у нас спортивный режим, — сказал я, хлопнув по рукам «Малышу» Александрову, который потянулся к чужим грибочкам с колбасой. — Сейчас чай с пирожками попьём и спать.

— Молодые люди спортсмены? — Неожиданно низким голосом спросила Ниночка «Грицацуева». — Каким видом спорта занимаетесь?

— В хоккей играем за горьковское «Торпедо», — простодушно ответил мой юный друг.

— Во втором составе на первенство города, — добавил я.

— А неплохо у вас за второй состав платят, — издал короткий смешок Иннокентий «Бывалый», кивнув на нашу дорогую, хоть и отечественную одежду.

— У нас товарищ Иннокентий спорт любительский, мы сначала смену на заводе отстоим, а потом уже за шайбой носимся, а костюмы и пальто нам по профсоюзной линии помогают приобретать со скидкой, — сказал я, залезая на вторую полку, украдкой показав Боре кулак.

Монотонное потряхивание вагона и ритмичное постукивание колёс, а так же унылый и однообразный пейзаж за окном постепенно погрузили меня со всеми своими неприятными мыслями в короткий сон. И в этом сновидении я всё ехал куда-то, потом карабкался вверх, а потом почему-то звал на помощь, которая, наконец, пришла, ведь чья-то рука схватила меня за плечо и стала дёргать из стороны в сторону.

— Иван! — Позвал меня Борис, дёргая за плечо, когда я открыл глаза. — Одолжи сто рублей.

— Мороженого захотелось? — Пробормотал я, переворачиваясь на другой бок. — Что ты сказал? — Я окончательно проснулся.

— Отыграться хочу у музейных работников, — виновато улыбнулся «Малыш». — Одолжи сотню, дома отдам. Эта рыжая так в подкидного дурака играет, закачаешься. Но я её тоже сначала её пару раз обыграл.

«Обыграл, мать твою! Игровой автомат нашёлся, все деньги в него вбухаю, зато потом будет что на кладбище вспомнить, лёжа под землей», — подумал я, чертыхаясь и спускаясь вниз.

— Где эти музейные работники? — Посмотрел я на «Малыша», уши которого сами просились в мою крепкую ладонь для пластической операции.

— Есть желание отыграться? — Двери нашего гостеприимного купе отварились, и первым влезла в него круглая довольная ряшка Иннокентия. — Ниночка у нас чемпион музея в подкидного дурака. Не советую. Ибо это талант.

Пара «Бывалого» и «Былой», внесся в душноватое купе неприятный сигаретный запах, уселась напротив.

— Сколько мой мальчишка проиграл? — Спросил я, еле сдерживание горячее желание влепить смачную оплеуху Александрову.

Поняв по выражению моего лица, что сейчас буду воспитывать, Боря тут же отсел как можно ближе к выходу.

— Мы же всё понимаем, — немного замялась мадам «Грицацуева», — всем деньги тяжело достаются. Особенно нам работникам музея. Поэтому если вы не отыграетесь до вашего Горького, мы вернём половину проигранной суммы. То есть ровно семьдесят пять из проигранных ста пятидесяти.

«Сто пятьдесят как с куста», — я ещё раз глянул на Малыша и, вынув из внутреннего кармана пиджака двести рублей, хлопнул их на стол:

— Играю на все, один раз и баста.

— Ну, Ниночка не подведи музей! — Ухмыльнулся «Бывалый» Иннокентий.

А Ниночка своё дело знала хорошо, колода в её руках летала, как шайба на крюке моей клюшки. Даже значительно лучше, как у Мальцева и Харламова. И когда она сдала по шесть карт и выложила одну мастью вверх, которая показала, что козыри в последней игре будут пики, я тяжело вздохнул.

— Напомните правила, — пробурчал я.

— У кого меньший козырь тот и ходит, — пожал плечами толстяк.

— У меня меньший, — сказал я и длинным хлёстким боковым ударом отправил «Бывалого» смотреть «кино», ну или что там, в отключке, ему покажет древнегреческий бог Морфей. — «Малыш» проверь карманы музейного работника. А ты не дёргайся, — зашипел я на Ниночку.

— Я сейчас позову милицию, — зашептала «Грицацуева», и полезла в сумочку.

— Не дёргайся, — повторил я и, чтобы слова мои быстрее дошли до женщины, влепил ей смачный щелбан в лоб.

Борис быстро похлопал по карманам пиджака Иннокентия и вытащил складной нож ручной зоновской работы с кнопочкой, который толстяк носил с собой, конечно, «исключительно для разделки колбасы».

— Вы не имеете права, мы простые работники музея, я могу билеты показать, а деньги ваши я сейчас вам отдам, — затараторила Ниночка. — Играть не умеете, а садитесь. Сами виноваты.

— Помнишь «Малыш» я говорил, что у меня очень хороший глазомер? — Спросил я Бориса, посмотрев ещё раз внимательно на узорчатую рубашку игральной карты, где были еле заметны маленькие проколы, сделанные тонкой иголкой. — Карты эти ваши в колоде краплёные. И ведь кто-то в кассах жэдэ вокзала этим «каталам» информацию слил? Дескать, едут богатые хоккеисты. А в чемоданах, наверное, пусто? Потому что выиграете своё и сойдёте во Владимире.

— А ты часом не мент? — Криво усмехнулась «работница музея». — Так ничего не докажешь.

Услышав волшебное слово «мент», внезапно пробудился толстяк, между прочим, зря, потому что второй мой удар, который я тут же докинул в добавку, ещё неизвестно как может сказаться для физического здоровья в будущем? Хотя, если хорошо подумать, зачем толстяку, который обманывает простой народ в поездах здоровье?

— В том-то ваша и беда, что я не мент. — В доказательство этому второй щелбан отпечатался на лбу наглой мухлёвщицы. — Деньги на бочку, быстро! Иначе буду вас учить летать через окно поезда на ходу.

— Без парашюта? — Уточнил, посмеиваясь Александров.

— Да, пусть сами ухитряются ловить телом восходящие потоки воздуха, как в своё время сказал, дедушка русской космонавтики Константин Циолковский. Или он этого не говорил? — Я почесал свой затылок. — Вот мы и проверим.

— Подавитесь, — прошипела Ниночка и бросила на стол свои нетрудовые доходы. — Я же говорила, что не надо с хоккеистами связываться! — Разрыдавшись, женщина шлёпнула ладонью своего без чувственного напарника.

— Жадность фраера сгубила, — брякнул Александров.

На базу «Зелёный город» мы приехали примерно в третьем часу ночи. Ухо я всё-таки «Малышу» накрутил, но без садизма, можно сказать любя. И Боря, мой воспитательный массаж воспринял без обид. Тем более с картёжных «катал» мы вытрясли почти полторы тысячи рублей. Половину суммы я решил перевести на счёт детского дома, где жил и учился мой предшественник Тафгаев Иван из этого времени. Ну и четыреста рублей взял себе, и со словами, что семьсот пятьдесят на два не делится, триста пятьдесят отдал «Малышу», хоть он этого и не заслуживал.

— А хорошо съездили, — улыбнулся мой юный друг, потирая припухшее ухо. — Нужно будет повторить.

— Обязательно повторим, когда у тебя ухо заживёт, — кивнул я. — Причём без всяких поездок в Москву. А пока хватит глупостей, нам ещё чемпионат до декабрьского перерыва нужно достойно доиграть. И со второй сборной 12-го декабря не обмишуриться.

В жилом корпусе, где, скорее всего, кроме молодежи и Севы Борова никого не было, первым кто выбежал нас встретить был черный большой кот Фокс, который поднял свою умную мордочку с немым вопросом: «Пожрать чё принёс?».

— Видать, придётся мне его всё же укотерить, — пробормотал я, вынимая из кармана бумажный пакет с последним, не съеденным пирогом с яйцом.

Следующие четыре дня после поездки в Москву, чтобы в голову не лезли всякие ненужные мысли, я всю нерастраченную на личном фронте энергию пустил в тренировочный процесс. Утром пахал на катке, днём в тренажёрке бил рекорды, радуя нашего тренера по атлетике Платона Хомулёва, и ещё перед сном на точность метал с кистей шайбы в деревянный щит, который я прислонил к нашему жилому корпусу. Воскресенье, понедельник и вторник, подражая мне, рядом до последнего держался и Боря Александров. Но в среду 1 декабря в первый день зимы вечером психанул и он.

— Да ну тебя Иван, — махнул Борька рукой, закинув клюшку на плечо, — ты как хочешь, а я с Алёнкой в кино пошёл. У нас сегодня в столовой фильм про индейцев крутить будут. Называется «Оцеола» с Гойко Митичем, между прочим, в СССР его ещё никто не видел. А на эту шайбу я уже смотреть не могу. Тошнит!

— Понимаю, — я прицелился и с куска фанеры клюшкой запустил резиновый диск точно в верхний угол деревянного щита. — Алёнка всяко лучше шайбы. Честно говоря, я думал ты и двух дней не протянешь моих тренировок. Только это, вы там особенно не хулиганьте, а то пока шестнадцать лет — ума точно никакого нет. — Сказал я и снова метнул шайбу в щит.

— Знаю, — недовольно искривил лицо «Малыш» и полетел напяливать вместо синего спортивного костюма с оттянутыми коленками первые в своей жизни джинсы, которые ему подогнали за двести рублей знакомые фарцовщики наших хоккеистов.

Но в одиночестве я надолго не остался. Я сделал чуть больше десяти бросков, как за угол жилого корпуса завернул Сева Бобров. В пальто, в трико, в вязаной шапочке и кедах, одетых поверх шерстяных носков.

— Тафгаев, ты мне знаешь, как уже надоел своим бесконечным бум-бум по доскам? — Спросил он.

— Знаю, Михалыч, — упрямо пробормотал я и поразил нижний угол деревянного щита впритирку с предполагаемой штангой. — Я обещал хет-трик с «Локомотивом» сварганить? Теперь терпи.

— Хоть бы с бабой, с какой спутался, — зло пробормотал Бобров. — Хрен с ним с хет-триком. Забьёшь две банки и нормально. Только прекрати колотить в эти доски. От них итак скоро одни щепки останутся. Пойдем, кофе попьём настоящий бразильский.

— Умеешь ты, Всеволод Михалыч, с игроками находить общий язык, за что тебя и уважаю. Пятьдесят бросков, — принялся торговаться я.

— Пятнадцать! — Топнул ногой Сева. — Или про кофе забудь!

— Пятнадцать и ещё пять, и тогда вода нам как земля, и тогда команда нам семья, — я почесал затылок и согласился с главным тренером, что в фанатизме нет ничего хорошего. — Пошли пить твой кофе.

В комнате Боброва я увидел уже привычную картину. Книги, справочники, газеты и его бумаги буквально повсюду. А так же на столе лежал макет хоккейного поля с чёрными и белыми шашками на нём.

— 29-го «Динамо» неожиданно проиграло «Спартаку» 2: 3, - сказал Всеволод Михалыч, поставив кипятить воду в электрочайнике. — ЦСКА обыграл «Крылья» 6: 3. Завтра 2-го декабря «Крылья» сыграют с «Динамо», а ЦСКА с «Химиком» и всё, первая сборная начнёт подготовку к призу «Известий». Она сначала проведёт три игры 5-го со «Спартаком», 8-го с «Динамо» и 10-го с ЦСКА. Как прикажешь мне со второй сборной играть против команды Чернышёва и Тарасова 12-го декабря, когда мы сами соберёмся первый раз 11-го числа?

— В жизни вообще мало справедливости, — согласился я. — Михалыч, водичка закипела.

Сева Бобров ещё что-то тихо себе под нос пробубнил, пока возился с кофе, а взял рукописную таблицу главного тренера и примерно представил, как она может выглядеть к 13 декабря, когда мы сыграем свой 20-ый матч. Получалось очень красиво, наше «Торпедо» могло уйти на перерыв в чемпионате на первом месте, если конечно дважды обыграем «Локомотив» и «Крылья советов».

— Давай ещё раз обсудим составы сборных. — Бобров дал мне кружку с кофе. — У главной команды страны две пятёрки из ЦСКА, одна из «Спартака» и одна из «Динамо». У нас две пятёрки из «Торпедо», одна из «Спартака» и одна из «Крыльев». Я решил защитника Гордеева тоже взять в сборную, некогда нам командные взаимодействия наигрывать за один день. Смотри сюда, — Сева пересел к макету хоккейного поля и расставил на нём шашки.

Целых полчаса я спорил с Бобровым — кто против кого должен выходить на лёд? Он предлагал, что бы спартаковцы сыграли друг против друга, «Динамо» против «Крыльев», а две пятёрки «Торпедо» против двух пятёрок ЦСКА. Я же настаивал, что против «Динамо» должны биться спартаковцы, а против «Спартака» из первой сборной наши «Крылья советов».

— Да почему! — Взревел всегда выдержанный Бобров.

— Всё дело Михалыч в центрах нападения. Если против динамовца Мальцева выйдет наш Свистухин, которым мы усилим пятёрку «Спартака», он и сам не сыграет и Мальцеву не даст. А против Шадрина в центре легко сработает наш более скоростной Анисин из «крылышек». Всё дело в центрах нападения, которых у нас в СССР готовить не умеют. Допустим, появился молодой долговязый парнишка, у которого стартовая скорость не очень, немного неповоротливый, зато голова светлая, его возьмут и сунут в защиту. Ведь мелкие, быстрые и резкие крайние игроки они сразу на поле выделяются, а с центрами возиться надо дольше.

— Ты, Тафгаев, хочешь сказать, что наши тренеры не умеют работать? — Сева от возмущения вскочил со стула.

— Беда всей нашей страны, что в ней слишком много всего. — Я хотел сказать Боброву, что полно земли, пресной воды, полезных ископаемых, леса, много ещё чего разного и, что небольшого ума проходимец, прорвавшийся во власть, может с этого легко стричь бабки, скидывая копейки народу, но вовремя заткнулся и перевёл разговор на спорт. — Много у нас, Сева, хоккейных гениев. Поэтому любой средненький тренер, которому позволят большинство этих самородков забрать себе в команду и будет побеждать.

— Ладно, может ты и прав, — уже более спокойно сказал Бобров и сел на место. — А вдруг мы первую сборную разобьём в пух и прах, как ЦСКА в недавнем матче? Тем более Коноваленко на эту игру от первой команды мы спрячем. Что ж тогда получится, ерунда какая-то?

— А за это пусть у Федерации хоккея голова болит. Ещё по кофе? — Я хитро посмотрел на улыбающееся лицо Севы Боброва, который наверняка уже думал о том, что скоро сам возглавит главную команду страны. Так зачем откладывать это дело на потом?

В четверг 2-го декабря на утренней тренировке я, забытый и одинокий, вдруг понадобился буквально всем. Первым, меня обрадовал прямо перед выходом на лёд начальник команды Йося Шапиро. Он подбежал в тот момент, когда я снимал чехлы с коньков.

— Иван, решил я твою проблему. — Стал нашёптывать мне Йося. — Будет тебе вечером новый автомобиль взамен «Победы». «Волга» ГАЗ — 21 УС 70-го года выпуска, конечно во временное пользование. Только в Москву в ЦСКА больше на переговоры не уезжай. Вся область на тебя надеется.

Я огляделся по сторонам, и подумал: «Кто же это такой умный — пустил слух, что я ездил в ЦСКА на переговоры? Неужели Бобров пошутил? Ну, Всеволод Михалыч, будет из тебя толк в будущей сборной СССР».

— Смотри, Йося Львович, если к вечеру машину не пригонят, опять в Москву улечу, — ухмыльнулся я.

— Свят, свят, свят, — перекрестился наш начальник команды, который слыл убеждённым атеистом.

А спустя час тренировки у бортика замаячил писатель, муж учительницы литературы, размахивая бумажной папкой, и судя по толщине — в ней уже что-то было.

— Михалыч, на пять сек? — Отпросился я у главного тренера.

— «Локомотиву» забьёшь три, — пробурчал Бобров.

«Вот жучара, ещё недавно был разговор про две шайбы! Ничего, ещё не день игры — воскресенье», — подумал я и поехал к писателю.

— Что ж вы, Сергей Викторович, конца тренировки не дождались? — Спросил я писателя.

— Извините, Иван, первые главы написал, но накопилось множество мелких вопросов. Творческого терпения не хватает, когда получается хорошо, — тихо ответил мужчина. — Меня интересуют особенности средств связи? Потом каким оружием ведутся боевые действия на планетах Империи? Как выглядят роботы? Каким внешним изменениям подверглись люди будущего? И ещё с десяток разных менее существенных вопросов.

— Посидите пока на трибуне, через час сходим, пообедаем и я всё что смогу, расскажу, — коротко бросил я и полетел обратно отрабатывать атаку схода со своим игровым звеном. — «Малыш» не спи, пас!

А через двадцать минут, когда я присел на минуту передохнуть, со спины подкрался шаман Волков. Волосы всклокочены, взгляд ненормальный, брезентуха грязная, и как его только на проходной во дворец спорта пропустил?

— Нужно срочно написать письмо Брежневу, — зашептал Волков, — о том, то ожидает страну в будущем.

— Пишите Миша, пишите, — сказал я не глядя на странного мужчину. — Вас даже в психушку не будут прятать, когда узнают, что вы местный шаман любитель. Порчу наводите на трудовой народ, и замыливаете передовикам производства сглаз, чтоб они завалили квартальный план.

— Хорошо, не хотите писать Брежневу, давайте напишем Андропову, — стоял на своём шаман. — Он в восьмидесятые первым начал борьбу с бюрократизмом.

— Сильная власть всегда начинала с того, что одних бюрократов меняла на других, более преданных. А по сути, на место менее вороватых чиновников приходили настоящие акулы воровства. — Прокашлялся я, не зная как послать подальше неспокойного товарища.

— Так что же вы предлагаете? — Сверкнул дикими глазами Волков. — Мы ведь как «Титаник» идём прямиком на айсберги.

— Я предлагаю тебе, шаманидзе, успокоиться и дождаться конца моей тренировки, — психанул я и полетел на лёд, отрабатывать игру в неравных составах.

После тренировки я сказал «Малышу», что у меня встреча с местными газетчиками, поэтому попросил его сегодня отдохнуть денёк от меня, зануды. И пообещав Боброву, что в тренажёрном зале поработаю позже индивидуально, повёз на такси свою странную компанию, писателя и шамана, в кафе «Чайку», что на берегу Волги. Место — проверенное, меню скромное, но питательное, обслуживающий персонал — равнодушный и ненавязчивый.

«Что-то неуловимое в глазах писателя Виктора Сергеевича и шамана Волкова было схожим. Оба ненормальные», — думал я, медленно поедая курицу, в ожидании каверзных вопросов и идиотских предложений.

— Вы наелись? — Не выдержал первым писатель, которому я купил пару кофе и одно мороженое. — Итак, начнём со средств связи.

— Тут всё просто. — Я лениво откинулся на стул. — Все планеты Империи объединены единой компьютерной сетью «интернет», в которую можно зайти с любого, э… С любого карманного плоского телевизора, размером с ладонь или даже меньше.

— Очень «интересно», — зло глянул на меня шаман, которого этот разговор не касался.

— Если вам не интересно, то вы можете оставить нас одних, — обиделся писатель.

— А чем вам в будущем простые ламповые телевизоры не угодили? — Возбудился Волков. — Засунул его в рюкзак, как рацию, и гуляй себе. Между прочим, на нём можно и отобедать, если случайно забрёл в лес за грибами.

— Не обращайте внимания, — я отмахнулся от вредного шамана. — А вот военные действия — это я вам скажу отдельная песня. Представьте целая эскадрилья летающих дисков, которые управляются дистанционно и стреляют самонаводящимися ракетами.

— То есть один человек с маленького компьютера может ими управлять? — Почесал затылок Виктор Сергеевич.

— А если я ударю по ним радиопомехами? — Влез опять шаман Волков.

— Вот в такого радиста как ты первая ракета и прилетит, — заткнул я представителя из древнего 1985 года. — Дальше, внешность. Солдаты — киборги, смесь человека и разных электронных механизмов, вживлённых в тело, для большей силы, скорости и меткости. Богатеи вообще могут позволить себе всё тело сделать молодым и красивым. А бедные? Бедные — они и в Африке. Роботы? Да без разницы, какие они будут. И на животных будут похожи, а на человека и на стиральную машину марки «Рига» на колёсиках.

— Ерунда, — зло прошипел шаман.

И лишь когда довольный писатель удалился трудиться над литературным шедевром будущего, я объяснил свою простую идею недовольному Волкову. Что сначала пишем пророческий роман, затем ближе к 1985 году запускаем слухи, что всё в романе есть сущая правда, тем самым спасём десятки тысяч людей на национальных окраинах от надвигающейся расправы. И они смогут там продать свои квартиры и спокойно уехать, а не бежать в одних трусах.

— А СССР тебе по боку? — Вспылил шаман.

— Странный ты человек, Волков. — Я придвинулся поближе к товарищу из 85-го года, чтобы наш разговор никто случайно не подслушал. — Я половину жизни играл в хоккей, другую половину занимался перепродажей круп, макарон, сахарного песка и муки. Как я по твоему должен спасти СССР, в котором множество противоречий национального характера и экономических косяков, где люди у власти не меняются десятилетиями? Я не помню, в каком году секретарь ЦК КПСС Кириленко, второй человек в государстве сказал, что он думает с Леонидом Брежневым в один унитаз, перепутав слово «унитаз» со словом «унисон».

— Всё с тобой ясно, — махнул рукой шаман, затем гордо встал и пошёл на выход.

После ужина на базу «Зелёный город» пригнали мою новую временную машину. «Не хуже чем у Коноваленко», — подумал я, сделав небольшой крюк по пустынной дороге, которая через лес вела на нашу спортивную базу. Но на этом неожиданности этого дня не закончились. Ко мне в жилой корпус, когда я резался в настольный хоккей с «Малышом» принесли с проходной телеграмму: «Прилетаю 4 декабря 6 ч. Буду здесь на конкурсе песни. Ирина Понаровская».

— Чё пишут? — Поинтересовался мой юный друг.

— Чего только не пишут. Бани все хотят закрыть, раз. Водку разбавить до двенадцати градусов, два. И «Диснейленд» построить посреди непроходимой тайги, три.

— Чего построить? — Опешил Александров.

— Ничего, лучше скажи, где мне до утра цветы достать хоть какие-нибудь? — Я посмотрел на одинокий фикус, стоящий на окне в холле нашего жилого корпуса, который зачем-то покусали малообразованные коты.





Глава 7




В аэропорт «Стригино» я примчался около пяти часов утра. Так чтобы наверняка не разъехаться с Ириной Понаровской. Завернул в газетку фикус, стрельнул у главного тренера кофе, чтобы не проспать, и вот я здесь в зале ожидания, сплю, укутавшись в пальто. А когда женский монотонный голос объявил рейс из Ленинграда, в моей крови сразу же забурлил адреналин, который обычно бодрит меня при выходе на лёд перед важнейшими матчами. И я, как и ещё с десяток человек, втиснулся в узкий неудобный коридор для встречи выходящих с рейса пассажиров, и принялся высматривать группу музыкальных товарищей с громоздкими инструментами. Каково же было моё удивление, когда передо мной остановилась одна Ирина с маленьким чемоданчиком в светло-сером пальто и в красном пуховом платке.

— А где руководитель, то есть дирижёр? Лауреат и союзная знаменитость? — Я вытянул шею, чтобы рассмотреть остальных музыкантов.

— У остальных музыкантов завтра в воскресенье три концерта во Владимире, где я должна быть в двенадцать часов дня, — улыбнулась Ирина. — А ты мне одной не рад?

— Я не рад только одному, цветов ночью в декабре, к сожалению, не купить, поэтому… — Я пошарил по карманам. — Кажись, фикус где-то оставил. Ерунда, всё равно его коты обгрызли.

— Коты? — Удивилась певица.

— Да целая банда, которая сейчас хозяйничает у нас в жилом корпусе на базе. Куда тебя везти? — Я забрал у девушки маленький легкий чемоданчик. — У тебя в гостинице бронь?

— Нет, — пожала плечами Ирина. — Я просто взяла и приехала. На конкурс ваш посмотреть. У вас в Горьком какой-то ВИА появился, «Высокое напряжение», кажется. Играют так себе, но песни хорошие, поэтому Толя Васильев меня и отпустил.

— Эх, молодость, — я взял певицу за руку и повёл в машину.

Ранее субботнее утро любого советского города похоже друг на друга, как братья близнецы. Пустые улицы, минимум транспорта на дорогах, а так же полное отсутствие работников ГАИ, потому народ дружно отсыпается после тяжёлой трудовой недели. А сегодня, прямо как в сказке, повалил большими хлопьями, ещё не изгаженный сажей, белый снег. «Всё-таки отчаянная она девчонка, — думал я, управляя машиной и слушая рассказы Ирины о нелёгкой гастрольной доле. — Просто взяла и приехала ко мне! Как всё же переменчива жизнь».

— А куда мы едем? — Наконец спросила девушка, широко распахнув огромные карие глаза, когда моя машина въехала в лес.

— Едем в лес, кормить белок. Шучу, — усмехнулся я, заметив испуг и растерянность на лице Ирины. — База у нас здесь находится спортивная, чтобы легкие дышали высококачественным кислородом. Сейчас примешь душ, затем положу тебя в своей комнате. А днём пойдём на конкурс песни. Лично познакомлю с ребятами из «Высокого напряжения», я их знаю как облупленных. А завтра рано утром отвезу тебя во Владимир. Там ехать-то всего чуть больше двухсот км. Как тебе культурная программа?

— А где ляжешь спать ты? — Насторожилась девушка.

— В отличие от других советских хоккейных команд, у нас в «Торпедо» принято заезжать на базу лишь в день перед игрой. И сейчас в корпусе комнат пустых полно. Ещё диван имеется в холле. — Ответил я, не разобрав, либо Ирина этому факту рада, либо огорчена.

В девять часов утра меня, досматривающего последние сны на диване в холле, разбудил отчаянный стук в дверь моей комнаты. Кота Фокса я аккуратно спустил с живота на пол и посмотрел, кто там спозаранку безобразничает? Оказалось, в мою дверь ломился Всеволод Михалыч.

— Тафгаев открывай, дверь сломаю! — Крикнул он.

— Михалыч, туалет в другой стороне, — окликнул я главного тренера. — Но если занято и там, то можно и до леса рвануть.

— А там кто? — Уставился Бобров на меня.

— Звезда советской эстрады после долгого перелёта отсыпается. — Я отряхнул кошачью шерсть Фокса со своего спортивного костюма. — Приехала сюда на конкурс песни и пляски.

— Какая звезда? У нас через два часа тренировка, а завтра игра! — Сева поднял указательный палец вверх, как будто нам предстоял матч с ЦК КПСС.

— Какая звезда? Сьюзи Кватро, конечно же. Кто ещё может спать в моей комнате в субботу утром? — Улыбнулся я.

— Совсем распустились! Пороть вас некому! Сегодня Сьюзи эта самая Кватра, а завтра Бриджид Бардо притащите?! Чтоб через десять минут был на завтраке! — Махнул на меня рукой, как на пропащего человека, Сева Бобров. — Завтра «Локомотиву» четыре забьёшь, понял?

— Учти Михалыч, сейчас весь боезапас расстреляют на «Локомотив», потом на твою сборную патронов не хватит, — предупредил я злого тренера, который раздражённо в одиночестве пошагал на ужин.

Песенный конкурс «Серебряные струны», который приурочили к круглой дате 750 лет основания нашего города на Волге великим князем Юрием Всеволодовичем, мы посетили большой компанией. Ко мне и Ирине Понаровской примкнули Боря Александров с Алёнкой и главный тренер Сева Бобров, который перед сложнейшими декабрьскими матчами тоже решил развеяться. С высочайшего благословления Обкома конкурс устроили в ДК Автозавода, начало назначили на 14.00, а окончание выступления всех музыкальных коллективов, которым давали сыграть по три композиции в 19.00. Затем должен был быть часовой перерыв, и уже заключительная часть с вручением премий и повторным выступлением победителей с 20.00 и до 22.00. Кстати, когда в столовой на ужине я представил Ирину Понаровскую нашему наставнику, он смягчился и снова вернул мой план по заброшенным шайбам с «Локомотивом» к трём штукам. Вот в чём волшебная сила очаровательной улыбки Ирины.

— Когда наши петь будут? — Ворчал Бобров целый час, пока выступали представители других регионов.

— Всеволод Михалыч, хорошо же поют, — улыбалась Понаровская.

— Почему-то когда поют хорошо, обязательно хочется в буфет? — Нетерпеливо поёрзал на месте главный тренер. — Тафгаев пойдем по бутылочке пива… Ах да, тебе же нельзя. Тебе, кстати, тоже нельзя, — шепнул он Боре Александрову, который как раз против буфета не возражал. — Вот в Большом театре, я вам скажу, вот такой буфет! — Бобров показал нам большой палец вверх. — Съездим в него ещё, покажу.

Вообще странно, мы пришли к пяти часам дня. Наши должны были выступить в пять тридцать, а уже почти шесть, а их всё нет и нет. Так как на первую часть конкурса вход в зал ДК был бесплатным, народу, чтобы послушать заводской ВИА «Высокое напряжение», который лабал пока только на хоккейных матчах, набралось уйма. Мы ещё удачно успели занять свободные сидячие места, ведь остальная часть зрителей стояла и толкалась в проходах.

Я посмотрел в программу конкурса, впереди оставались лишь два коллектива — это ВИА «Ариэль» из Челябинска под руководством Валерия Ярушина и московское ВИА «Скоморохи» Александра Градского, для которых выделили по двадцать минут игрового времени. Однако вышедший на сцену конферансье объявил наше хоккейное ВИА «Высокое напряжение». И из-за кулис выбежали с гитарами хорошо знакомые мне пареньки, подстриженные волосатики Толя и Коля. Потом худой как спортсмен из концлагеря Савелий встал за синтезатор и Захар, самый физически крепкий из ребят сел за барабаны. Кстати, Захар сам кода-то играл в хоккей, надёжный парень. Он же и отщелкал барабанными палочками четыре раза, после того как музыканты немного поднастроили гитары, и наконец зазвучало что-то такое отчего не хотелось выйти в буфет за пивом. А именно, проигрыш из композиции «Мой адрес Советский союз». Неожиданно почти все кто стоял в проходах между сидячими местами и у самой сцены запрыгали под несущуюся заводную простенькую мелодию:

Колеса диктуют вагонные,

Где срочно увидеться нам.

Мои номера телефонные

Разбросаны по городам…

— Вот это я понимаю, — шепнул Бобров. — Наша песня — хоккейная.

Заботится сердце, сердце волнуется,

Почтовый пакуется груз.

Мой адрес не дом и не улица —

Мой адрес — Советский Союз!

Когда ребята грянули второй раз строчку припева, то запели вокруг и собравшиеся специально на них зрители. Зал можно сказать встал. Около прохода засуетился наряд милиции в количестве трёх человек, но окинув грустным взглядом толпу прыгающего народа, решил выждать и не вмешиваться в творческий танцевальный порыв тоскующей без больших развлечений публики.

— Обязательно познакомь меня с этими парнями, — шепнула Ирина Понаровская. — Это же настоящий хит!

— Это я тебе твёрдо обещаю, — улыбнулся я.

— Мой адрес не дом и не улица — мой адрес — Советский Союз!!! — Первая песня наших заводских самодеятельных музыкантов потонула в криках и овациях народа.

— Привет Горький! — Крикнул в микрофон Колян. — Следующая песня называется «Не повторяется такое никогда», если сможете, приглашайте на медленный танец ваших подружек! Поехали, — оглянулся он на барабанщика.

В школьное окно смотрят облака,

Бесконечным кажется урок.

Слышно, как скрипит пёрышко слегка

И ложатся строчки на листок…

— Чудесная музыка, и чудесная песня, — пробормотала Понаровская с широко открытыми и без того огромными глазами.

— Про мой адрес было лучше, — заметил тихо Бобров.

— А мы танцевать пошли, — Боря Александров схватил Алёнку за руку и потянул в проход между кресел.

Я может быть, тоже пригласил бы Ирину, но если встану, то человек пять должны будут куда-то сесть, а в зале места нет. Да и потом мою певицу сейчас лучше не беспокоить пока она не насладилась красивой мелодией и текстом:

Первая любовь… Звонкие года…

В лужах голубых стекляшки льда…

Не повторяется, не повторяется,

Не повторяется такое никогда!

Я украдкой посмотрел на членов жюри, которые сидели за отдельным столом центре зала. И обратил внимание, как они по-разному реагировали, кто-то морщился, как будто проглотил лягушку, а кто-то блаженно улыбался. Наверное, что-то в розыгрыше главных призов Всесоюзного конкурса пошло не так. Видать останутся «Скоморохи» без обещанного главного приза.

— Мы хотим закончить своё небольшое на сегодня выступление, — сказал немного запыхавшийся Колян в микрофон, — новой песней «Всё, что в жизни есть у меня»! Танцуют все!

Николай провёл по всем струнам, взяв какой-то аккорд и начал композицию, которая скоро станет хитом номер один всего застойного СССР, в медленном темпе:

Мир не прост, совсем не прост.

Нельзя в нем скрыться от бурь и от гроз.

Нельзя в нем скрыться от зимних вьюг.

И от разлук, от горьких разлук…

А после первого четверостишия барабанщик Захар выбил новый ритм своими палочками и парни вжарили с другим более драйвовым темпом. И пользуясь нерасторопностью органов правопорядка, зрители подняли руки вверх и принялись прыгать в такт, хлопая в ладоши:

Всё, что в жизни есть у меня!

Всё, в чем радость каждого дня!

Всё, о чем тревоги и мечты

Это всё, это всё ты…

Выступление ансамбля «Ариэль», который ещё не обзавелся хитовыми песнями, что громко выстрелят в году семьдесят пятом, а так же творчество непонятных народу «Скоморохов» прошло более мирно и благополучно. Никто не прыгал и не танцевал, на сцену с криками «Коля я тебя люблю!» не лез. В общем, зря приехавшее милицейское подкрепление могло спокойно отчаливать в отделение, что оно собственно и сделало, оставив на всякий случай ещё трёх милиционеров в зале. Отчалил на спортивную базу и Сева Бобров, предварительно мне и Александрову пригрозив пальцем и напомнив про завтрашнюю игру и строгий спортивный режим.

— Михалыч, всё будет хоккей, потому что это всё, что в жизни есть у меня, и в чём радость каждого дня! — Пообещал я, прощаясь на улице перед зданием ДК.

— Завтра забьёшь четыре шайбы, — пробурчал Всеволод Михалыч, усаживаясь в такси.

И пока строгое жюри конкурса совещалось, кому дать главный приз, кому дать поощрительный, а кому вообще ничего, я познакомил Ирину Понаровскую с музыкантами нашей заводской самодеятельности, которые сегодня весь зал поставили на уши и спутали все карты заведомым фаворитам. В знакомой уже комнатушке, было сильно накурено и необыкновенно тесно, но мы вместились тютелька в тютельку, так как я просунул на репетиционную базу ансамбля лишь голову.

— Ребята вы просто не представляете, какие у вас замечательные песни, — восторженно тараторила Ирина. — И мне есть с чем сравнивать, я ведь всё-таки работаю с «Поющими гитарами».

— Да, — протянул, посмеиваясь, басит Толя. — Это называется талант.

— Безусловно, кто же автор ваших шедевров? — Понаровская перевела взгляд с одного музыканта на другого, а затем и на третьего.

— Тут, Ирина, дело такое, — пискнул худосочный Савелий, — нам песни эти помог написать вот он, Иван.

— Наш Ваня Тафгаев личность выдающаяся, — подтвердила его слова фигуристка Алёнка, которая сидела у Бориса на коленях, так как кроме малой площади в комнате не хватало и мебели, в частности, стульев. — И все это знают, но молчат. Да, да. Где бы ваше «Торпедо» болталось, если бы не Иван? — Спросила она «Малыша». — Севу Боброва сюда привёз. И тебя Боря вытащил из Усть-Каменогорска. Я даже про такой город никогда не слышала. А ещё он недавно «удочку» для отработки прыжков в фигурном катании изобрёл, и теперь моя подружка Женька в Москве готовится к Олимпиаде.

— Аха, — улыбнулась Ирина. — Разыгрываете? Ну, хорошо, я поверила, пусть тогда Ваня напишет песню прямо сейчас для меня.

— Давай Иван не посрами Горький, — сказал солист Коля и тут же нырнул, спрятавшись за спины товарищей.

— Ну, вы даёте, — протянул я, почесав затылок. — Песню прямо сейчас? Если только в виде исключения? — Я посмотрел на красавицу Понаровскую. — Так! — Я хлопнул в ладоши. — Давай ручку, тащи бумагу, которая всё стерпит, сейчас попробую изобразить майонез Огинского, то есть, конечно, полонез, или что-нибудь в подобном духе.

«Что ж такое я ещё помню? Хотя бы куплетик с припевом, — я усиленно напряг извилины, рисуя шариковой ручкой на листке тетрадной бумаги в клетку жирную точку. — Хоть бы половину припева. Ну! Бездарность! Стоп! Сегодня же снегопад, снег кружится, летает, летает. И позёмкою клубя, заметает зима, заметает, всё, что было до тебя… А дальше? Однажды в студёную зимнюю пору я из лесу вышел, отец мой да я? Нет — это вроде не из той оперетты».

— Ваня ты придумал? — Ехидно заулыбалась Ирина.

— Даже не сомневайтесь, сейчас ещё раз затылок почешет и придумает, — ответила за меня Алёнка. — С «удочкой», кстати, было точно так же.

Не знаю, что вдруг такое произошло, но в голове внезапно просветлело и простые слова куплета песни, как из плотного тумана выплыли прямо перед глазами. И мне как хоккеисту команды мастеров только и осталось, что не прощёлкать опасный момент у ворот соперника, то есть как можно быстрее эти слова записать.

— Понимаю подчерк у меня не каллиграфический, и вообще это не подчерк, это корявые муки совести, которые распластались зачем-то на бумаге. Слушайте! — Я с гордостью взял вспомненное мной произведение и прочитал, как ученик на уроке литературы:

Такого снегопада, такого снегопада

Давно не помнят здешние места…

Процесс награждения участников Всесоюзного конкурса «Серебряные струны», шёл хоть и медленно, но своим чередом. Сначала вручали грамоты, со специальными денежными призами ансамблям, которые не опустились ниже определённого уровня. Затем награждали тех, кто «прыгнул» в своём творчестве чуть выше головы. Ну и на самый финал оставили первые призы и премии для челябинского «Ариэля», московских «Скоморохов» и горьковского «высокого напряжения». На всё это я, Борис, Алёнка и Ирина Понаровская взирали из-за кулис, так как пока мои музыканты с Ириной разучивали новую песню «Снег кружится», билетов на зрительские места не осталось, а в проходы больше никого не пускали.

— И наконец, победителем нашего Всесоюзного конкурса «Серебряные струны» стал ВИА «Высокое напряжение» город Горький! — Крикнул конферансье и под аплодисменты пригласил на сцену автозаводских музыкантов. — В конкурсе победила песня «Все, что в жизни есть у меня»!

Дальше ребятам вручили какую-то стеклянную штуку, чтобы, когда они её разобьют, им был что вспомнить. А затем парни взяли в руки инструменты. И вдруг на сцену рванула Понаровская, она что-то шепнула парням, и эти балбесы вместо песни победительницы затянули «Снег кружится», под недовольное перешёптывание авторитетного жюри:

Такого снегопада, такого снегопада

Давно не помнят здешние места…

А снег не знал и падал, а снег не знал и падал…

Земля была прекрасна, прекрасна и чиста…

— Отнимут теперь первую премию, — сказал Боря Александров, предчувствуя неприятности.

— Не имеют право, — буркнула Алёнка.

— Эх, Алёнка, даже не сомневайся, — я почесал затылок. — Сейчас влепят две минуты за неспортивное поведение, за неуважение к членам жюри и улетит главный кубок в Москву. Вон, Градскому. — Я кивнул на расплывшееся в улыбке широкое лицо руководителя «Скоморохов». А мои ребята и Ирина, как ни в чём не бывало, пели:

Снег кружится, летает, летает,

И позёмкою клубя,

Заметает зима, заметает

Всё, что было до тебя…

Когда ДК Автозавода опустел, и мы на крыльце прощались с музыкантами, под падающий и кружащийся на улице снег, Коля рявкнул:

— Да, пое…ь на главный приз! Зато будет, что вспомнить!

— Тем более мы уже четвёртую песню зарегистрируем во Всесоюзном управлении по охране авторских прав, — улыбнулся клавишник ансамбля Савелий.

— Я смотрю, ты хоть и хлипкий, но далеко пойдешь, — хмыкнул я.

— Тоже самое говорит и мой папа, профессор кафедры высшей математики, — важно ответил пианист. — Да, Иван, а тебя вписать, как автора текста?

— Не, — отмахнулся я. — Когда в борт меньше вписывают, всегда лучше спишь. Давайте друзья мои прощаться. Отличный был финал.

— Великолепная песня, — пустила несколько маленьких слезинок Ирина Понаровская, когда я всех скопом обнял своими огромными руками.





Глава 8




Нашу игру с московским «Локомотивом» в воскресенье 5 декабря, как последний домашний матч в этом уходящем в историю 1971 году решено было обставить с помпой. То есть с торжественными речами, с оглашением планов и намерений, в общем, с серьёзным докладом минут так на тридцать тире сорок. Не знаю, почему торжественным моментом проникся Всеволод Михалыч, но уже на обеде за два с половиной часа до игры главный тренер начал рассказывать о том, что хоккейный коммунизм для города Горького уже не за горами. Он активно живописал, что подражая спортивным успехам «Торпедо», поднимется в класс «А» в первую лигу и наш горьковский «Полёт». И вообще…

— Тебе не интересно, Тафгаев? — Остановился около меня Сева Бобров.

— Хорошо говоришь, Михалыч, — согласился я, пытаясь поудобней расположиться на стуле в столовой, чтобы ещё чуть-чуть поспать. — Добавь ещё про межпланетный хоккейный турнир между Горьким и Большой Медведицей и можно будет закругляться.

За столами раздались тихие смешки.

— Кхе, — кашлянул главный тренер. — Через сорок минут всем быть в автобусе, опоздавшие поедут во дворец спорта на такси. Смирно, вольно, разойтись. А ты чего, Тафгаев весь день спишь? На завтрак не встал. До обеда даже в настольный хоккей не вышел отыгрываться. Кстати, гони пятёрку.

Я встал со стула, перед глазами летали от недосыпа цветные круги, обнял опешившего Боброва, и сказал:

— В Москве в настольный хоккей отыграюсь, а сейчас мне, Михалыч, главное до игры выспаться. Иначе четыре обещанные банки «Локомотиву» не забью.

— А ты ночью, чем вообще занимался? — Стал о чём-то догадываться главный тренер.

— Эта ночь сон уносит прочь, эта ночь… Думал я всё над перспективами развития горьковского хоккея, вот и не спалось. Кстати, в автобус меня не забудьте посадить, — брякнул я и быстренько побрел в свою комнату, чтобы ещё сорок минут похрапеть.

Улётная получилась сегодняшняя ночка, ну, про первую её половину ничего говорить не буду, а вот всю вторую часть я баранку крутил до Владимира и обратно. Снег валит, на дороге никакой очистительной техники и в проекте нет. Чудом за шесть часов туда и сюда обернулся. И как сегодня шайбу гонять, даже не представляю. И что ж этот Владимир в былые времена поближе не основали? Вот кому сейчас претензии за плохую игру предъявлять? Владимиру Мономаху, который на Клязьме возвёл крепость или Андрею Боголюбскому, который туда перетащил столицу Руси? А может кинуть «предъяву» монголо-татарам, которые во всей этой древней истории с переносом столицы из Киева во Владимир замешаны? Между прочим, некоторые историки считаю, что не было никакого ига, а была обычная междоусобица, которую потом списали на бедных монголов из далёких степей. Ну, не понимали дикие князья прошлого, что дружить, торговать и богатеть — в сто раз лучше, чем враждовать, воевать и при этом беднеть.

В раздевалке, перед выходом на раскатку, Сева Бобров вместо привычных схем на железной доске с магнитиками прикрепил турнирную таблицу, на которой уместились лишь четыре первые команды чемпионата:

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

ЦСКА (М.)___________19____14____3_____2____121 — 60______31

Динамо (М.)_________21____13____4_____4_____81 — 54______30

Торпедо (Г.)_________16____11____3_____2_____77 — 53______25

Спартак (М.)_________20_____9____2_____9_____70 — 72______20

— Посмотрите сюда, — Сева ткнул обратной стороной шариковой ручки в наше «Торпедо». — ЦСКА, «Динамо» и «Спартак» все свои игры до декабрьского перерыва уже провели. Нам же осталось ещё четыре матча. Два с «Локомотивом» и два с «Крыльями советов»…

«Двадцать пять плюс восемь получается тридцать три очка и первое промежуточное место, — услышал я, снова засыпая. — Ирина, какая пылкая девушка. Договорились, что приедет ко мне, когда у нас будут московские игры. Нужно только телеграмму дать в Ленинград, чтобы она знала, в какой гостинице я буду спать».

— Тафгаев! — Крикнул Сева Бобров. — Что я сейчас сказал?

— То, что сказал сейчас нам самый талантливый тренер в отечественном хоккее, — чётко произнёс я, оторвавшись от лавки, — не имеет значения! Нужно выходить и делать своё дело, то есть побеждать! Так не посрамим Родину, мать вашу!

— Кхе, этого я не говорил, но посыл верный, не посрамим, кхе, — ещё раз прокашлялся Всеволод Михалыч. — Пошли мужики на раскатку.

Хоккеисты, которые устали от всевозможных речей, облегчённо выдохнули и, взяв в руки клюшки, потянулись на выход. Я же присел обратно, и когда для меня освободилась вся длина лавки, удобно улёгся на бок и протянул ноги в зашнурованных коньках.

— Идите, идите, — похлопал по плечам Бобров тут же остановившимся спортсменам. — Я сейчас с ним индивидуально побеседую. Иван, — главный тренер потолкал меня в бок. — Ты случайно не отравился чем-нибудь, может скорую вызвать?

— Нормально Михалыч, это я так силы накапливаю перед голевым подвигом. — Я широко зевнул. — Первую серию снимайте пока без меня. Четыре шайбы, которые я должен забить всё равно на три не де…

— А ну вставай! — Гаркнул Бобров, хлопнув меня клюшкой по пятой точке. — Я тебе покажу первую серию! Я тебе сейчас устрою кинопоказ «Майора «Вихрь»»! Ты у меня сейчас все четыре банки в первом периоде заклепаешь!

После того, как клюшка крюком плашмя в очередной раз опустилась на мой бок, подумав о том, что поспать мне всё равно нормально не дадут, я сел и протёр глаза:

— Кстати, а этот майор «Вихрь» в конце фильма оказался советским шпионом или немецким?

— Христом-богом прошу, иди, пожалуйста, на раскатку, — взмолился несчастный главный тренер.

— Вихри враждебные веют над нами! — Заголосил я, выходя из раздевалки.

Не сказать, что во время первого периода мне как-то заметно полегчало, но после того, как хоккеисты московского «Локомотива» в пятый раз моё тело впечатали в борт, радужные круги перед глазами исчезли. Осталось только вспомнить, как выигрывать вбрасывание, и начать хоть иногда цепляться клюшкой за шайбу, которая часто из поля зрения куда-то исчезала. И очень хорошо, что мои юные партнёры по звену, Александров и Скворцов старались комбинировать чаще друг с другом, чем пасовать мне, поэтому свой микроматч к первому перерыву мы отбегали вничью, 0: 0. И вообще, эти ноли под недовольный свист трибун так и остались гореть на табло, когда мы и московские гости потопали в раздевалку, чтобы попить там чайку и послушать о том, кем на сей раз считают нас главные тренеры.

— Ползаете по льду как «сонные тетери»! — Тыча ручкой в турнирную таблицу, с пылом высказал нам Сева Бобров. — До первого места рукой подать! Так что ж вы не подаёте?

— Эх, сейчас бы Михалыч, твоего фирменного кофе бразильского. — Сказал я и похлопал себя ладонями по щекам.

— Нате, пейте оглоеды, — пробормотал Бобров, вынимая из своей сумки банку с кофе.

Друзья фрезеровщики горьковского автозавода Казимир Петрович и Трофим Данилыч, сегодня выдали двойную норму. Для этого мужики сократили обед до десяти минут, и никаких политинформаций в своей коморке, под чефир, спиртик и прочие вредные для здоровья вещества не устраивали. А всё из-за того, что мастер ремонтно-инструментального цеха Ефимка, где-то раздобыл два билета на последний в этом году хоккей, ну и устроил соцсоревнование.

— Издевается сволочь, — приговаривал Трофим Данилыч, фрезерую одну заготовку за другой.

— В военное время и не такое терпели, — подначивал его друг Казимир. — Ничего, мы только на хоккей сходим, потом на нервах Ефимки отыграемся. Специально весь квартальный план ему зарежем.

— Отольются мышке, кошкины слёзы, — сжав зубы, терпел сегодняшнюю гонку за рекордом Данилыч.

И вот на трибунах дворца спорта «Торпедо», далеко не на самых лучших местах, работяги с завода после первого периода растерянно смотрели друг на друга.

— Казимир, а это чего сейчас такое в первом периоде было? — Почесал затылок, чувствуя, что его жестко надули Трофим Данилыч. — Это вот за это мы сегодня жилы рвали? Без спиртика и политинформации? Да я, может быть, спокойно заснуть не могу, если не узнаю, какая в мире идёт с мировым империализмом борьба!

— Может ещё разбегаются? — Задумчиво протянул Казимир Петрович. — У меня с молодой женой тоже иногда такое случается, но потом как разыграемся… В общем, даже молодые позавидовать могут.

— Да я сейчас жалобу министру советского машиностроения накатаю, если они не устроят тут то, что ты вытворяешь с молодой женой под одеялом дома! — Данилыч встал с места и громко свистнул, когда на лёд выехали игроки в новеньких оранжевых свитерах с красивым логотипом кота с одной стороны и в стареньких беленьких хоккейных фуфайках без логотипа с другой.

— «Коты» дави «паровозов»! — Заорал какой-то болельщик с соседнего места и тоже свистнул, сунув два пальца в рот.

Потом главный судья под выкрики и недовольный свист трибун произвёл вбрасывание в центральном круге и шайбой тут же завладели эти самые «коты». И действительно начался самый настоящий штурм ворот московских железнодорожников.

— Молодец Бобёр вставил нашим обалдуям куда следует, вот они и забегали, — удовлетворённо крякнул Трофим Данилыч, присев на место.

«Первую смену отыграл на своём уровне, — подумал я, переводя дух на лавке. — Сейчас бы ещё забить, и совсем станет хорошо».

— Иван, а ты чем ночью-то с Ириной занимался? — Ухмыльнулся «Малыш», который не ожидал, что я буду в такой неважнецкой форме.

— Вообще о таких вещах нормальные мужики не треплются — это раз. Песни новые сочиняли — это два и как крикну, сразу пасуй на меня — это три. — Я посмотрел на главного тренера. — А не то мне Бобров, если четыре банки не заклепаю, всю плешь проест.

— Смена! — Скомандовал Всеволод Михалыч.

Московская хоккейная команда «Локомотив» была одной из старейших в стране. Возможно, она звёзд с неба не хватала, но уверенно давал бой фаворитам. А в 1961 году вообще финишировала на третьем месте. Были у железнодорожников Москвы в 60-е годы достижения и на международной арене. Они взяли два кубка Шпенглера и один кубок Бухареста. Но сейчас шли уже 70-е, которые отправят хоккейный «Локомотив» на самый далёкий запасной путь. Так как талантливых игроков оттуда нещадно тащили. Например, ЦСКА прикарманил Бориса Михайлова и Женю Мишакова, «Спартак» увёл Евгения Зимина, а «Динамо» цап-царапнуло вратаря Сашу Пашкова.

Но горькая участь в будущем пятой московской команды или «пятого колеса», как ещё называли «Локомотив», нас по большому счёту не волновала. Тем более меня, потому что мне нужны были шайбы, горьковскому «Торпедо» — очки, Севе Боброву — тренерская слава, а зрителям на трибунах — только победа.

— Скворец, пробрось по борту! — Крикнул я, ворвавшись в зону атаки справа, оставив за спину шайбу Сашке Скворцову, с которым мы разыграли «паровозик».

Затем я ломанулся на пятак, сметая всех, кто встал на пути, кого-то при этом опрокинул на лёд, а кто-то успел, падая заехать мне рукой в глаз. Но шишки и синяки считать буду потом, сейчас хотелось считать голы и результативные передачи. Борька Александров сразу разобрался в том, что мы задумали, и поэтому слева по большой дуге объехал всю защиту «Локомотива», и уже за воротами в касание переправил шайбу, которая неслась вдоль борта мне на пятак. К сожалению, вратарь гостей Валера Зубарев успел сунуть клюшку под прострел «Малыша» и резиновая шайба подскочила вверх на полметра. «Бить с лёта или не бить?» такой вопрос даже не стоял перед моими воспалёнными бессонницей мозгами. Я махнул клюшкой почти на удачу, и шайба с огромной скоростью вонзилась в сетку ворот москвичей, 1: 0.

— Гооол! — Долгожданно запрыгали зрители на трибунах, а музыканты за воротами вжарили «Personal Jesus» из «Depeche Mode».

— Вот это уже что-то, — встретил нас у скамейки запасных улыбающийся Сева Бобров. — Мужики! Нужно ещё одну забить. За котов!

Однако «Локомотив» команда опытная и так сразу она не посыпалась. Железнодорожники наоборот ещё сильнее окопались около своей зоны и продолжили терпеть наши наскоки в вязкой защите в надежде на контратаку.

— Кулик, — перед вбрасыванием в зоне «Локомотива» я, прикрыв рот рукой, сказал защитнику Саше Куликову. — Сейчас переведёшь на Гордея, и рви на пятак, будем вместе шайбу заталкивать.

— А чё сам? — Заупрямился Куликов, который рисковать в защите не хотел.

— Не видишь, «паровозы» висят как макаки на моих руках, — обозлился я. — Голы хером прикажешь забивать? Двигай булками, не ленись!

Я встал на точку и посмотрел на рижского судью Пликшкиса, как на своего кровного врага. Сколько можно позволять эту вольную борьбу? Ладно, когда один за руки держит, так второй защитник приноровился хватать мою клюшку и сжимать её у себя под мышкой.

— Товарищ судья, — сказал я, вспомнив какое-то латышское ругательство, этому Пликшкису, пока готси не спеша проводили смену своих игроков. — Они мою клюшку «кура», «кура», мать твою, что ж ты не свистишь?

— Йохайды играй давай, — улыбнулся рижанин.

«Что значит эта ойхайды?» — подумал я, выигрывая вбрасывание и вламываясь на пятак к воротам гостей, при этом получая удары в корпус и отвешивая их взамен.

— Отцепись от клюшки сука! — Зло зашипел я на находчивого железнодорожника. — Это тебе не рельса и не шпала! Отцепись, убью!

Но лишь через несколько секунд, когда на подмогу ворвался в самую горячую точку на хоккейном льду Саша Куликов и толкнул в плечо наглого москвича. И я, наконец-то, смог почувствовать себя не борцом без клюшки, а хоккеистом с клюшкой. Не ожидая такого смелого рейда к чужим воротам своего напарника, второй наш игрок обороны Вова Гордеев быстрее передал шайбу на левый борт «Малышу». А Боря уже при получении шайбы ловко обманным финтом убрал защитника гостей, и набросил её на ворота. Снова пришлось бить с лёту. Слава, советскому спорту, я попал и по шайбе и шайбой в ворота, 2: 0. Второй наш успех трибуны встретили уже не так бурно, потому что к хорошему быстро привыкаешь.

— Вы чего там устроили? — Кинулся вместо поздравлений обвинять меня Сева Бобров. — А если бы защитника обрезали? А?

— Михалыч, ты скажи лучше этому «кура йохайды» со свистком, чтоб он хоть чуть-чуть с захватом клюшки боролся, нервы же на пределе, убить могу! — Зло выпалил я и уселся отдыхать, потирая ушибленный глаз.

Не знаю, что дальше произошло, не обратил внимания, отвлёкся, может судья сделал устное внушение, может гости сами решили, хватит искушать судьбу, но «паровозы» от клюшки моей отцепились. И вообще игра постепенно пошла на встречных курсах. «Локомотив», разозлившись сам на себя, попёр на ворота Коноваленко.

«Вот такой хоккей я люблю», — радовался я, когда в следующей смене мы поймали москвичей на контратаке. Я длинным пасом отправил «Малыша» в прорыв и сам тоже поспешил следом. А Боря сегодня был в ударе. Накрутил двоих так, что любо дорого было смотреть. И буквально через пару секунд на одинокого вратаря гостей Зубарева мы выскочил вдвоём, Скворцова в это время жестко приняли на корпус, и нарушение это судьи вновь пропустили. Александров показал, что сделает пас на меня, уложил вратаря на лёд, и вместо того, чтобы катнуть шайбу в пустые ворота отдал мне! Я от неожиданности чуть не промахнулся. И хорошо, что этого не произошло. Красный фонарь вспыхнул, а табло отобразило уже приятные глазу цифры — 3: 0.

— Артисты мюзик-холла! — Бросил недовольно Бобров, когда мы вернулись на скамейку запасных.

— Михалыч, так организуй гастроли за рубежом, джинсами затаримся, магнитофонами, правда, мужики?! — Под хохот всей команды ответил я.

— Аха, танец белых голубей, — пробубнил Всеволод Михалыч.

— Рассчитаемся, — улыбнулся я, похлопав «Малыша» по каске. — Честно, не ожидал.

— Тебе сегодня нужнее, — расплылся в открытой симпатичной улыбке юный мастер прорыва.

После этой третьей шайбы «Локомотив» подсдулся. Вперёд большими силами больше не лез, а в защите вновь включил свою неприятную вязкую с множеством зацепов защиту. А когда до конца второго периода оставалось ещё сорок секунд, почётные железнодорожники «допросились». Рижский судья «кура йохайды» Пликшкис свистнул задержку клюшки на нашем центрфорварде Саше Федотове и оставил москвичей вчетвером. На розыгрыш большинства Сева Бобров бросил мою пятёрку, наверно решив, что защитник Куликов вполне сойдёт за нападающего. Кстати, правильно решил, потому что именно после его пушечного выстрела я затолкал четвёртую шайбу в ворота, попавшего под раздачу, «Локомотива».

Как я пришёл в раздевалку на второй перерыв, честно, запомнил смутно, так как когда меня поздравили с «покером», так в хоккее называют четыре забитых гола, мой организм начал медленно, но верно вырубаться. И пока хоккеисты в раздевалке пили чай, травили байки и соображали, где сегодня собраться, чтобы отметить последнюю домашнюю игру этого года, я лег на массажный стол и уснул.

Мне снились мягкие губы Ирины, её большие серые глаза, нежные руки, а потом вдруг в сон ворвался директор завода «ГАЗ» Иван Иванович Киселёв и заорал:

— Какая сегодня замечательная игра! Какие вы большие молодцы! Банкет за мой счёт! А Тафгаев ну просто… А чего же он у вас здесь спит? — Спросил директор.

На что во сне появился Сева Бобров и ответил:

— Это у нас новый способ настройки хоккеиста на нужный результат. Внушаем спящему человеку, сколько он должен в игре забить. Новая разработка советской спортивной медицины.

— Да? Тогда, не будем его будить, — тихо сказал директор и ещё раз напомнил шёпотом про сегодняшний банкет в ресторане.

Банкет в ресторане «Волна», лично мне напомнил День рождение маленького ребёнка, который сидит в углу и ковыряет в одиночестве новые игрушки, а за столом родители и их друзья с музыкой, танцами и алкоголем веселятся. Так и здесь, наша команда скромно попивала сок и минералку, заедая её бутербродами и маленькими салатиками, а директор завода, представители Обкома и Горкома, и другие важные почётные товарищи гуляли. Среди пирующей «важнаты» я заметил и Василька с «принцессой» Снегирёвой. Она капризно морщила носик, а мой бывший сосед по комнате метался в поисках лучших угощений и напитков. «Всё что не делается всё к лучшему», — улыбнулся я, кивнув знакомой парочке.

— Иван, — подошёл ко мне директор завода Киселёв с фужером шампанского. — Всё спросить хочу, почему ты на третий тайм-то не вышел?

Я посмотрел на посмеивающегося Севу Боброва, который мне уже успел рассказать, что произошло в перерыве перед третьим периодом, и немного помявшись, ответил:

— Советская спортивная медицина, Иван Иванович, мучительно ищет пути расширения способностей человека, но не всегда находит. Вот и в этот раз, что-то во сне пошло не так. Будем пробовать дальше, я прав?

— Знаешь, — задумался директор. — А давай играть по старинке, ну их, эти научные эксперименты.

— Не знаю, не знаю, не думаю, что прогресс возможно остановить, — кивнул с очень серьёзным видом я. — Вот если вы мне квартиру дадите, то я с этими академиками при встрече по-другому поговорю.

— Понял тебя, — коротко ответил Иван Иванович и побежал к более важным гостям.

А в это время на сцену под оглушительные аплодисменты поднялся заводской ансамбль «Высокое напряжение».

— Всё, что в жизни есть у меня! — Улыбаясь пьяненькой кривой улыбкой, объявил уже хорошенький Колян, которому видать сегодняшний матч очень хорошо зашёл.

Гитаристы ударили по струнам, барабанщик палочками брякнул по барабанам, а продуманный пианист Савелий хлопнул по клавишам и пошла настоящая веселуха, с которой команде нужно было от греха по-тихому линять. Ведь через три дня в Москве нас уже поджидали «Крылья советов» со спаренной игрой и первая сборная СССР, и не дай Бог кто-нибудь сейчас не утерпит и пустится в разнос. Во-первых, я уши оторву, во-вторых, Бобров из сборной выгонит, и в-третьих, ещё что-нибудь потом придумаем.

— Неплохо сыграли, — сказал Сева Бобров, остановившись рядом со мной. — А как Боря Александров заиграл? И окреп, и поумнел. Во втором периоде три раза отдал тебе на крюк, а в третьем две обещанные забил и ещё одну передачу выложил Скворцову. Разгром 7: 0 — это уже не шуточки.

— Я, Михалыч, иногда на «Малыша» смотрю, вот по стилю — вылитый Тёма Панарин. Тот же правый хват, те же габариты, резкий, задиристый. — Поддакнул я, выискивая на столе какой-нибудь бутерброд с мясной нарезкой.

— Панарин? — Задумался Бобров. — А он тоже, что ли в Усть-Каменогорске играет? Так давай его к нам перетащим, поставим его к Свистухину в третью тройку нападения, а дальше посмотрим, как он себя проявит.

— Что Михалыч говоришь? — Я нашёл взглядом хороший кусочек окорока и насадил его на вилку. — Кого ты хочешь ещё перетащить?

— Я говорю Панарина твоего к нам в «Торпедо», чего он там, в Казахстане забыл? — Бобров посмотрел на бутылку конька и выразительно прокашлялся.

— В этом сезоне точно не получится, пусть Тёма чуть подрастёт, но потом в будущем, летом, если время будет, вместе съездим, может он нам ещё не подойдёт, — улыбнулся я, проклиная себя за забывчивость. — Всеволод Михалыч, пора команду уводить на перерыв. Как ты считаешь?

— Как бы не сорваться, — задумчиво, пробормотал Бобров. — Выгоняй народ на улицу, автобус давно ждёт!

[UGIN]

Линк на чтение и сам файл - 5 глав ...

Spoiler

https://readli.net/tafgay-3-3/

Spoiler

Порошин Тафгай 3.zip

[abakop]

У меня 8 глав. Объясните как вставить в фб2 или рар

[nox46]

У меня 8 глав. Объясните как вставить в фб2 или рар

Архивируете файл, и его вставляете в новое сообщение под спойлер.

[yuryolga]

У меня 8 глав. Объясните как вставить в фб2 или рар

Запустить проводник, найти в нем файл, правая кнопка мыши по файлу, добавить в архив, если установлен WinRar выбрать в меню zip. После чего появится файл с таким же именем но заархивированый и его можно отправить через форум.
Я так делаю. Мне так проще.

[Jitel]

Rinat-106 Извини никак не получается отправить файлом. Отправил как текст

ФБ2, 8 глав

03 Тафгай 3.zip

[Rinat-106]

Спасибо!

[Jitel]

Сухов А

Чернокнижник, по 13 гл.

Чернокнижник.zip

Nivh

Иные миры 3, по 17 гл.

03 Руины_былого_величия.zip

hawk1, Wave

8 кБ сегодняшних,всего глав-20

Древние боги нового мира.zip